они выражаются, — «необычные псевдоорганические соединения». Не знаю, что они имеют
в виду. Но все это очень быстро распадается. В общем, острой токсичности нет, это опасно
только для легочников и астматиков. А хронической — кто его знает… Пока советуют не
выходить из дома, а если выходить, то только в маске.
— Были какие-то предположения насчет происхождения всего этого?
— Сколько угодно. В основном сплошная бредятина. Но кто-то из Геофизического Надзора
высказал ту же самую идею, что тебе вчера пришла в голову. Что это материал космического
происхождения… гипотетического.
Словом, никто ничего не знает.
— Ты хоть поспал?
— Немного.
— Завтракал?
— Не хотел без спросу хозяйничать у тебя на кухне.
— Я плохая повариха. Пойду-ка все же приготовлю омлет и кофе.
— Тебе помочь?
— Нет, ты мне будешь только мешать. Подожди пару минуток.
Пока сковородка разогревалась, Лиза смотрела в окно. Гигантский город-полиглот, калейдоскоп, в котором перемешались все культуры. Выросший на краю материка за какие-то
тридцать лет, он тонул теперь в зловещей серости. Было ветрено, пепел покрывал пустые
улицы и сеялся над кронами деревьев вдоль Рю Аббас.
Посыпав омлет чеддером, она подцепила его лопаткой. На сей раз он не соскользнул с
лопатки, как обычно, и не слипся в ком. Она вернулась в комнату, держа в руках две тарелки.
Турк стоял и разглядывал ее «офисный» уголок. Стол, клавиатура, толстые папки, маленькая
библиотека.
— Твое рабочее место писателя?
— Ага.
Если бы. Она поставила чашки на кофейный столик, Турк уселся рядом с ней на диване, согнув свои длинные ноги и держа чашку на коленях.
— Класс, — сказал он, когда попробовал омлет.
— Спасибо!
— А твоя книга… как с ней дела?
Она поморщилась. Книги — воображаемой книги, ради которой она будто бы осталась в
Экватории, — никогда не существовало. Лиза была по образованию журналисткой. Ее отец
пропал без вести двенадцать лет назад, когда они жили всей семьей уже здесь, в Новом
Свете. То, что после неудачного замужества она взялась писать мемуары об отце, выглядело
довольно правдоподобно. Обычно этому верили.
— Понемногу движется, — ответила она.
— Тебе удалось узнать что-нибудь новое?
— Несколько интервью. Побеседовала не без пользы с папиными прежними коллегами по
университету.
Это была правда. Она ушла с головой в перипетии ломанной судьбы своей семьи. Но писать
ничего не писала, кроме заметок для себя.
— Помню, ты говорила, что твой отец интересовался Четвертыми.
— Он интересовался всем.
Роберт Адамс приехал в Экваторию по контракту между Геофизическим Надзором и
открывшимся в Новом Свете Американским университетом. Он читал курс геологии Нового
Света и занимался полевыми изысканиями на Дальнем Западе. В отличие от Лизы он
действительно работал над книгой под названием «Планета как артефакт» — очерком
геологической истории Нового Света как небесного тела, сформировавшегося при активном
участии гипотетиков.
Что он интересовался общинами Четвертых, тоже было правдой. Но то был его
человеческий, а не исследовательский интерес.
— Та женщина на фотографии, — спросил Турк, — она из Четвертых?
— Может быть. Скорее всего. — Лиза не была уверена, стоит ли ей сейчас вдаваться в
подробности.
— А как ты это поняла?
— У меня есть еще одна ее фотография. — Лиза положила вилку и повернулась к нему. —
Рассказать тебе все с начала?
— Если хочешь, конечно.
Первый раз Лиза услышала об «исчезновении» отца после того, как он три дня подряд не
возвращался из университета. Ей только что исполнилось пятнадцать. Полицейские из
местного отделения пришли и стали допрашивать мать. Лиза стояла за дверью и слушала их
разговор. Отец исчез. То есть как обычно, ушел с работы, сел в машину, поехал привычной
дорогой и пропал где-то на полпути между университетом и домиком в окрестностях Порта, который они снимали.
Это не укладывалось ни в какие рамки. Этого просто не могло быть.
Но расследование продолжалось. Всплыла тема увлечения ее отца Четвертыми. Мать Лизы
снова стали допрашивать, теперь уже люди по большей части в штатском, а не в
униформе, — из Управления Генетической Безопасности. Имел ли интерес мистера Адамса к
Четвертым личный или профессиональный характер? Часто ли он сам заговаривал о
долгожительстве? Страдал ли от каких-либо симптомов, характерных для генетической
перестройки и как-то связанных с марсианской биотехнологией продления жизни? Был ли
особенно сосредоточен на всем, что связано со смертью? Несчастлив в семье?
«Нет», — отвечала мать. Точнее, чаще всего она отвечала: «Нет, блин!.. Ни хрена подобного».
Лиза помнила, как мать сидела во время допросов за кухонным столом, бесконечно пила
коричневый, цвета ржавчины, ройбуш, и повторяла: «Нет, блин, нет!»
Тем не менее УГБ ухватилось за эту версию. Семейный человек, впервые приехавший в
Новый Свет, проводящий много времени вне семьи, опьяненный непредсказуемой
атмосферой пограничья, магией «четвертого возраста» — лишних трех десятков лет к
жизненному сроку… Про себя Лиза не могла не соглашаться, что в этой логике имеется