Осада

И Лёринц Шани скрипя сердце был вынужден все-таки согласиться с этими доводами адвоката, и скорее всего потому, что, являясь капитаном запаса (правда, если верить документам, он был освобожден от несения военной службы по причине врожденного порока сердца), он прекрасно понимал, что при нынешней ситуации его дальнейшая судьба будет почти полностью зависеть от доброжелательности или недоброжелательности офицера, который станет проверять его документы, а становиться солдатом Ференца Салаши он не имел ни малейшего желания. Так стоит ли еще наживать себе врагов?

Окинув беглым взглядом все убежище, Лёринц Шани вдруг пришел к выводу, что и здесь, в этом подвале, положение обитателей до удивительного похоже на общее положение в стране. Здесь нация — это дом, являющийся его собственностью, которую разрушают наступающие русские войска и разворовывает своя же челядь. Неофициальным же воротилой этого дома в настоящий момент стал Секула, этот помешанный на нилашистских взглядах домоуправ, которого все ужасно боятся, а он, пользуясь своим положением, забрал в свои руки власть. «Адвокат же представляет собой здесь интеллигенцию…» Брови Шани взлетели вверх, когда он вдруг вспомнил кинохронику, которую он вместе с женой смотрел в кинотеатре в начале декабря, как только они вернулись в столицу. У него тогда все внутренности чуть было не перевернуло: на экране показывали прием в Королевском дворце, где мерзавец Салаши в мундире майора, важно развалившись в бархатном министерском кресле, проводил торжественный прием, а в это время диктор читал следующий текст: «…принимает выдающихся представителей духовной жизни нации…» На экране один за другим появлялись эти самые представители «духовной жизни нации», начиная от Зиты и до Ласло Слэши. Лёринца Шани тогда чуть было не хватил удар от возмущения.

Из-за занавески, развешенной поперек убежища, показался адвокат, который еще издалека протягивал к Лёринцу Шани руки, а подойдя ближе, воскликнул:

— Что прикажете, сударь?!

— Очень мило с вашей стороны…

Лёринц Шани достал таблетки, упакованные в бумажный пакетик, и с брезгливостью подумал о том, что его адвокат, похожий на самого заурядного лакея, протягивает к нему свои далеко не чистые руки. «Представители духовной жизни нации…» Скривив губы, Лёринц повернулся к отгороженной для его семьи части убежища. Таблетки он небрежным жестом хотел положить обратно на стул, стоявший возле кровати, но пакетик свалился на пол. Охотнее всего Шани растоптал бы его ногами, но он не сделал этого и только вздохнул. «Эстер…» Тяжело отдуваясь, он наклонился и, подняв пакетик, положил его на стул.

Жена Лёринца все еще молилась в импровизированной молельне.

Адвокат, энергично жестикулируя, объяснял господину Шани, что ночь прошла довольно спокойно: лишь в соседний дом попала бомба и два артиллерийских снаряда.

— Следует обратить внимание, сударь, на тот факт, что русские сбрасывают на нашу столицу небольшие бомбочки: в двадцать — тридцать, самое большее в пятьдесят килограммов, а от них, как известно, большого ущерба не бывает… Ну, пробьет такая бомба крышу и потолок верхнего этажа, и только… От них больше паники, чем вреда. Такие бомбардировки отнюдь не лишают наших защитников возможности оказывать врагу сопротивление… Из всего этого можно сделать вывод, что силы русских, видимо, уже находятся на исходе и очень скоро они полностью выдохнутся. Я считаю отнюдь не случайным, что германское военное командование именно под Будапештом намерено нанести по русским сокрушительный удар и изменить ход войны…

Лёринц Шани, сохраняя вежливое выражение лица, стоял рядом с адвокатом, но на самом деле вряд ли слышал эти измышления, так как все его мысли были направлены к Эстер. «У сударыни, видать, долгий разговор с богом… Я горжусь тем, что… Господи, подай же мне знак…»

В этот момент Эстер вышла из-за занавески.

Лёринц Шани, так и не дослушав до конца разглагольствования адвоката, подошел к жене и шепнул ей:

— Эстер, прошу тебя, поднимемся наверх, в квартиру… — Взяв жену за руку, он с таинственным видом слегка пожал ее. — Я подожду тебя там.

Эстер с удивлением взглянула на супруга, а затем, приветливо улыбнувшись адвокату, ласково поздоровалась с ним:

— Добрый день, господин Абоди.

— Целую ручку… — Адвокат отвесил подобострастный поклон.

— Что с Эмезе? — спросил Лёринц жену.

— Извините, — сказала Эстер адвокату. Улыбка исчезла с ее лица, и, повернувшись к мужу, она холодно ответила: — Я послала ее за водой.

— Эмезе за водой?!

— Да, Эмезе. Или ты, быть может, думаешь, что вода сама течет сюда? По крайней мере к вам, сударь?

— Эмезе… — пролепетал он.

— Да, да, вашу дочь Эмезе я послала за водой.