«Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма

Мучения любви и все богатство того, что приносит душе непринятое от нее – это высоко, красиво и очень свято; но качественно различна слитность, и по-иному прекрасна тем, что есть путь к единству – к единству, так ужасно желанному. Когда же оно есть, в нем «третье», уже довлеющее самому себе (VII: 45, 73–74).

Так, не стесняясь философского языка, писала влюбленная Фрейденберг.

Они часто говорили о судьбе и смерти. Оба использовали профессиональные термины. Когда Франк-Каменецкий заговорил раз о «запрете» (имеется в виду запрет на сексуальную консумацию их связи), Фрейденберг ответила: «Какие запреты? Доисторическая семантика? Условности, рожденные мозгом дикаря, ставшие формами жизни…» (VII: 45, 74) «Нет ничего больней, чем измена. В мещанской среде измена мыслится физически, но ведь только там» (VII: 45, 76). Вопрос о физическом вставал часто и рассматривался по-разному, но в общем и целом Фрейденберг придерживалась теории «чистой любви». Иногда это приводило к недоразумениям: «Он имел в виду обычную развязку любви, а я поняла, что речь идет о судьбе, о предопределенности нашей жизненной встречи» (VII: 45, 79). Фрейденберг поднимала вопрос о «способности претворения физического в духовное» (VII: 45, 87).

Гуляя, они держались за руки. Однажды (гроза застала их в Летнем саду) зашли в подъезд, «и в первый раз в жизни я обняла человека, который был мне дорог» (VII: 46, 107). Летом 1928 года (жена Франк-Каменецкого была в отъезде) они иногда вместе были в комнате в «розовом домике» в Царском, которую Фрейденберг снимала как дачу, но и тогда они продолжали писать друг другу пространные письма, полные пронзительной любви и нежности, философических размышлений и научных формулировок. В июле, после десятков страниц писем, они перешли на ты. Вернулась Дора. Вскоре Фрейденберг узнала, что Хона «сошелся со своей женой» (VII: 47, 133). Началась стадия любви «горькая, нехорошая, тягостная для обоих» (VII: 47, 139). Были свидания в комнате подруги Фрейденберг Раисы Викторовны Шмидт. Были «улицы и дороги, свиданья на трамвайных остановках и в коридорах университета» (VII: 47, 140). Их по-прежнему связывала лишь «духовная близость». Однажды Фрейденберг решила, что они «получили право поступать так, как требовала наша любовь», но в этот раз Франк-Каменецкий отнесся к ее порыву отрицательно (VII: 51, 169). Она замечает: «Чувственной любви к одухотворенному моей любовью человеку я вообще не испытывала никогда. Сильная природа потрясала меня именно тогда, когда я не любила» (VII: 51, 169). В бессонные ночи ее точил один вопрос: «Не сублимируется ли та страсть, что в такой мере была дана мне природой, в научное творчество?» (VII: 51, 170) Так, «в качке», прошел не один год (VII: 47, 141).

Если, как пишет Фрейденберг, «я жила Хоной», то «[м]ама жила мной. <…> Моя жизнь опять принадлежала маме. <…> Мама вечно ожидала меня» (X: 80, 116). Мама ненавидела Хону, но это (как описывает ситуацию дочь) не ослабило нерасторжимой связи между ними: «Я думала о ней всегда, тревожилась за каждый час…» Фрейденберг сводила с ума мысль о будущей разлуке с матерью: старше дочери на тридцать лет, «она уйдет от меня», они разлучатся. По ночам, прислушиваясь к дыханию матери, она рыдала при мысли о неизбежности расставания. «Мы обе, скрывая друг от друга, думали об одном и том же нашу страшную думу» (X: 80, 116). «Наша жизнь тех лет, – пишет она о матери и о себе, – исполненная великим счастьем близости и величайшим взаимным проникновением, одновременно была молчаливой умопомрачающей драмой» (X: 80, 117). Судя по этому описанию, отношения с матерью были не менее драматичны, чем отношения с Хоной. (Напомним, что когда Фрейденберг пишет эти строки, она оплакивает мать, умершую в страшных условиях во время блокады, и что ее смерти предшествовал период взаимного ожесточения, которое овладело двумя голодными женщинами, делившими хлебный паек.)

Тристан и Исольда

В 1929–1932 годах Фрейденберг работала с Франк-Каменецким и коллегами из «Мифической группы» над коллективным сборником «Тристан и Исольда». Начатый под руководством Фрейденберг, он вышел, под грифом Яфетического института, «под редакцией академика Н. Я. Марра», с ее предисловием83. Хона «считал сборник делом своих собственных рук», и именно ему (как она сообщает в записках) Фрейденберг приписала «все руководство Тристаном» в своей «Поэтике» (VIII: 58, 31).