Читаем «Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма полностью

Академики, дворники, подметальщики, нищие рассматривались как шпионы. Политическая чума гуляла по всей России. Ничего не спасало от ее стихийности: ни партийный билет, ни билет самой охранки. Давили, душили друг друга. Доносы достигали беспредельности (XI: 86, 160).

От действий органов власти («арестовывали») она переходит к действиям самого народа – к доносам как части террора и, развивая эту мысль, описывает стихийное «предательство»:

Эта пора раскрыла лицо народа, независимо от входивших в него национальностей. Повальный донос царил в стране. Доносили дети на родителей, жены на мужей и мужья на жен. Предательство вырвалось из чрева черной России как великая народная стихия, как революции и порывы за [sic!] свободу вырываются у культурных народов. Предавали друг друга, один друг другого своего друга. Предавали соседи по квартире, члены семьи, товарищи по работе, жильцы дома, прохожие, дворники (XI: 86, 160).

В замечательной фразе «один друг другого своего друга» Фрейденберг (проявляя буквальный смысл фразеологизма «друг друга») выдвигает на первый план и понятие «друг», и понятие «другой» – всеобщее предательство.

О нем («предательство <…> всепроникающее и не миновавшее никого») как о главной черте террора пишет в записных книжках (вспоминая 1930‐е годы в 1987-м) и Лидия Гинзбург, причем, по-видимому, обе современницы ориентировались на гоббсовскую идею войны всех против всех96.

Война всех против всех

Итак, идея повального доноса и стихийного предательства друг друга, которую Фрейденберг сформулировала, вспоминая о терроре 1937 года, напоминает о гоббсовском понятии войны всех против всех. При этом она придает понятию всеобщей вражды иной смысл, нежели Гоббс.

Завершая записки, Фрейденберг возвращается к теме, которая занимала ее в течение многих лет: «склока». Конкретные явления каждодневной жизни, которые она регулярно и настойчиво фиксировала в тетрадях, от наблюдений над домашним бытом («[д]раки и пьянки в квартирах <…> площадная брань и склоки женщин» (XXIII: 34, 20)) до пережитого в служебной обиходе («склоки на кафедре»), получает теперь обобщение в рамках политической теории.

На последних страницах последней тетради Фрейденберг обобщает и теоретизирует понятие склоки как одно из главных нововведений сталинизма. Склока – это принцип, действующий во всех социальных институциях общества, от коммунальных квартир и учреждений до государства в целом:

Сталин породил совершенно новое понятие и новый термин, не переводимый ни на один культурный язык: склока. Всюду, во всех учреждениях, во всех квартирах чадит склока. Трудно объяснить, что это такое. Это низкая, мелкая вражда, злобная групповщина одних против других, это ультрабессовестное злопыхательство, разводящее мелочные интриги. Это доносы, клевета, слежка, подсиживанье, тайные кляузы, разжиганье низменных страстишек одних против других. Напряженные до крайности нервы и моральное одичание приводят группу людей в остервененье против другой группы людей или одного человека против другого. Склока – это естественное состоянье натравливаемых друг на друга людей, беспомощно озверевших, загнанных в сталинский застенок. Склока – это руль «кормчего коммунизма» Сталина. Склока – альфа и омега его политики. Склока – его методология. Международная его политика, его дипломатия построены на склоке (XXXIV, 150–151).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное