Сегодня Преображение Господне, но мы вспомнили о нем только вечером, так как нашему брату праздник, когда нечего делать, а сегодня порядочно устали, ходя на фуражировку и за дровами. После раннего обеда нас вызвали на линейку для встречи командующего войсками. Он приехал с большою свитою и, поздоровавшись с нами, благодарил от имени главнокомандующего за молодецкую службу. В свите, сопровождавшей барона Врангеля по фронту, я заметил нашего доброго полковника Радецкого и дежурного штаб-офицера подполковника Девеля; у обоих на груди красовались новенькие Георгиевские кресты с наскоро привязанными ленточками; эти кресты Врангель привез от главнокомандующего и собственноручно приколол к их груди. Вечером пришли два батальона Апшеронского полка и расположились около нас, по другую сторону дороги. Дождь мочил их в дороге часа четыре, и они, промокшие до костей, сидели теперь в грязи, ожидая прихода вьюков с палатками.
7
После обеда отправился в 1-й батальон Апшеронского полка, который вчера подошел к нашему лагерю; там много у меня было знакомых офицеров, и я зашел в палатку к Святополк-Мирскому. Привели пленных солдат. Один из них поражал своею памятью. Он был 10 лет в плену у горцев и за это время не забыл всех своих бывших начальников; адъютанта Бачинского узнал сразу, назвал его даже по имени и отчеству, сказал, в какой он был роте юнкером, и припоминал много подробностей. Сегодня, собрав беглых и пленных солдат, под прикрытием 80 стрелков, ходили осматривать местоположение Гунибдага, но скоро возвратились обратно, потому что, несмотря на вечер, горцы нас заметили, открыли стрельбу и начали сбрасывать камни.
Часа в 4 после обеда прибыли к нам из лезгинского отряда три батальона гренадерской дивизии и расположились лагерем около 2-го батальона Дагестанского полка. Они говорили, что и сам главнокомандующий скоро приедет к нам. За гренадерами пришел ишачий транспорт, под командой моего товарища по роте прапорщика Ростомбекова. Ишаков было бесчисленное множество, и надо было удивляться силе и выносливости этого маленького животного, которое, не обращая внимания ни на какую дорогу, свободно несло на своей спине по два холщовых мешка с 6 пудами сухарей. Являясь сегодня как дежурный командиру батальона майору Балашевичу, я узнал, что в Шуру скоро идет оказия под командою майора Витганта за продуктами для отряда, а также для отвода туда беглых и пленных солдат, число которых, увеличиваясь ежедневно, достигло теперь почтенной цифры 200 человек. Предполагалось гору Гунибдаг обложить со всех сторон и стоять тут до тех пор, пока Шамиль не сдастся или пока не возьмут ее штурмом. Ходили слухи, что главнокомандующий сделал уже распоряжение о заготовлении для войск калмыцких палаток, так как на этих высотах палатки не годились в осеннее, а тем более в зимнее время.
В три часа пополудни наш сводно-стрелковый и 2-й батальоны Дагестанского полка, под командой полкового командира, выступили из лагеря. Нам приказано было переменить позицию и стать ближе к горе Гунибдаг. Подойдя к подошве ее, мы повернули налево, спустились в огромный овраг, прошли его и расположились лагерем. Жители встретили нас очень радушно, вынесли офицерам фрукты, хвалили русских, а Шамиля ругали самыми скверными словами. По дороге, близ аулов, росло очень много орехов и айвы. Первые отличались огромными размерами и множеством еще незрелых плодов; айва же, с широкими темно-зелеными, точно навощенными листьями, была обременена оранжевыми фруктами, вес которых доходил до 2,5 фунтов. Площадка, на которой мы расположились лагерем, была так мала и так завалена каменьями, что не находилось места разбить офицерские палатки. Горцы, заметив наше приближение к Гунибу, начали нас беспокоить выстрелами, вследствие чего от нашего батальона выслали унтер-офицерский пикет, а после пробития зари заложили секрет из 40 человек. Мюриды оставили нас в покое.