Осень Атлантиды

– …и мы могли бы пожениться и в этой жизни? – с затаенной надеждой спросила она.

– Может быть. Всегда есть надежда. Я приходил сюда несколько дней тому назад. Просто попросить жрецов помолиться за нас с тобой – простой ритуал призвания помощи и благословения Бога. Не зная о нас ничего, жрец приступил к молитве, стоя напротив завесы алтаря, но вдруг обернулся ко мне и, прервав сам себя, прошептал: «Невероятно! Одно противоречит другому: с одной стороны, ваши судьбы соединить невозможно. В этой жизни – невозможно! С другой – они УЖЕ соединены! И соединены крепче крепкого». Я нетерпеливо попросил его продолжить, а он забормотал: «Я не знаю… не знаю, как продолжить ритуал: в этом случае его части не согласуются друг с другом». Я сказал ему лишь:

«Делай свое дело, жрец, произнеси все положенные молитвы. Теперь, как, впрочем, всегда, в воле одного лишь Бога принять решение!»

По залу вдруг пошло движение – дружнее залетали птицы, появились невесть откуда музыканты и певцы, служки внесли цветы, душистые благовония, светильники. И вошли жрецы. Семь жрецов в белых одеждах и красных кушаках.

На стоящую перед алтарем пару с улыбками и песнями, под нежные звуки флейт и ритмичный, как биение сердец, стук тамбуринов, набросили гирлянду цветов – одну на двоих. Гармония плавных звуков, то протяжных и возвышенных, то радостных и окрыляющих, наполнила храм. Это привлекло людей с улицы – посмотреть на редкостное событие захотелось многим, и постепенно зал наполнился. Люди смотрели на офицера и девушку, стоящих перед алтарной завесой, с одобрением и радостным любопытством: еще бы, древний ритуал! И лица у этих двоих, несмотря ни на что, счастливые. Рядом со счастьем других находиться приятно. И всегда есть надежда – а что если Судьба расщедрится и оделит подарком и кого-нибудь из присутствующих?

Запах благовоний закружил голову, и Таллури вскоре едва могла ориентироваться в пестром смешении толпы, храмовых танцовщиц и музыкантов, служек и жрецов, постоянно переходящих с места на место и произносящих то одну молитву, то другую.

А в какой-то момент один из жрецов приблизился к ним. Он держал в руках белую птицу. Стихла музыка. Лишь постукивал, как сердце храма, как сердце ритуала, большой барабан. Под эти гулкие звуки жрец вопросил:

– Сейчас я задам вопрос, и вы ответите. Не думая, скажите первое, что придет на ум, и произнесите хором: что вы будете помнить друг о друге всегда?

– Ее характер и этот восхитительный настороженный взгляд! – сказал он.

– Его глаза, бездонные, как море, и голос – как рокот грозы! – сказала она.

Жрец разжал руки – птица взмыла вверх и описала круг над их головами.

– Принято, – заключил жрец.

– Принято! Принято! – опять заиграла музыка, и люди захлопали в ладоши.

– В другой жизни у него не будет шрамов, я бы и их запомнила, – произнесла Таллури тихо, но жрец ее услышал.

– На том месте, где сейчас шрамы, в следующей жизни, вероятнее всего, будут родинки или родимые пятна, – пояснил он.

– Я постараюсь запомнить и это, – благодарно произнесла она.

Все было сказочно красиво. Упоительно, чарующе красиво – и музыка, и свет, и мелькание белоснежных крыльев, и гирлянды цветов…

– Идем?

Отзвуки ритуала, казалось, еще не покинули зал, и только-только угомонились птицы, и еще звенели в воздухе последние ноты флейт. Таллури с удивлением перевела взгляд на господина Нэчи:

– Уже? Всё?

– Мы были здесь почти весь день. Солнце клонится к закату.

– И что…теперь?

Она вдруг испугалась на мгновение, что он скажет: «Не знаю» или «Я отвезу тебя обратно в Университет». Но он сказал, мягко улыбаясь:

– У нас с тобой праздник, детка! Пойдем-ка домой. Просто – домой. Домой…

* * *

Их домашний праздник удался на славу! Искрилось вино, сочно румянились в вазе фрукты, цветами всех форм и размеров был устлан и пол, и ниши стен, и подлокотники кресел, и столик со стеклянной столешницей. И даже странный кри– сталлический прибор на столике они украсили душистыми кистями мелких белых цветов.

Нарыдавшись (от счастья ли, от ошеломляющей ли непредсказуемости своего хозяина, а может – от страха пред неведомым, что, казалось, вечно поджидало этот дом), ушла Боэфа, и они остались вдвоем. Таллури сидела на коленях своего любимого, прижавшись к нему и обхватив за шею. Иногда чуть отодвигалась, чтобы заглянуть – нырнуть в море его глаз. Иногда он сам слегка отстранялся, чтобы еще и еще смотреть в ее лицо, проводить кончиками пальцев по ее губам или своими губами коснуться ее щеки, уха, шеи… они молчали. Им было хорошо вдвоем. Как никому и никогда! И мир был не нужен.

Ах, как не нужен, как неуместен был теперь мир!

Но он настиг их, ворвался в их пространство, пронзив счастливую тишину зала металлическим зуммером кристалла на столе – как одним безжалостным движением пронзает ледяная сталь живое горячее тело. И в первое мгновение оно не чувствует боли, лишь вздрагивает и замирает перед неотвратимостью разрушения.

Обычный зуммер обычного кристаллофона. Подойди, нажми на кнопку панели – и из динамика раздастся чей-нибудь голос, обычный человеческий голос. Сообщение. Не более того.