Осень Европы

С другой стороны, он опасался прятать чемодан. Не считая того, что это часть Посылки и он поклялся ее доставить – так или иначе, Руди не был уверен, что его вообще безопасно где-либо оставлять. Он предполагал, что те, кто его ищет, знали, что чемодан горячий, и, когда организуются – а это произойдет уже скоро, – будут бродить по городу с тепловизорами в поисках человека с необычно теплым багажом.

Что ж, за это ему и платят, все это этика Курьеров. Посылка должна прийти по назначению любой ценой. Оставалось только понять как.

* * *

Начало одиннадцатого, утро. Руди сидел в одном из деревянных сараев на Нейер-Фридхоф, глядя, как колышется пелена снега, ниспадая с грязного коричневато-желтого неба. Типичная Центральная Европа: куда ни посмотри, везде загрязнение, даже спустя столько лет после падения коммунизма. А все этот дешевый Braunkohle[3], который сжигали на промышленных фабриках, в 1950-х считавшихся чудом технологии. Удивительно, что сам снег не коричневый и не черный.

Однажды он видел черный снег – в Болгарии, на Дунае, который местные называют Dunărea. Он с Посылкой отходил на угольной барже, плывшей вверх по течению, к Австрии. Хороший скачок, как по писаному. Хорошо, когда Ситуация разворачивается спокойно. Но необычно, потому что в мире Руди все могло пойти не так – и часто шло, и иногда катастрофически. Но в иные времена, как тогда в Болгарии, поездка почти что напоминала отпуск.

А потом стали падать большие жирные черные снежинки.

Руди, Посылка и шкипер баржи вышли на палубу и стояли, пораженные, под осадками из сажи.

Руди тогда не сразу понял, почему так холодно и мокро. Ведь казалось, будто стоишь под горящей бумагой, должно быть сухо и жарко. Он поймал на ладонь несколько черных снежинок и попробовал их на язык, почувствовал химический привкус – и тогда все понял. Просто очередное извращенное наследие прошлого тысячелетия, промышленная дрянь, замерзшая в воздухе.

Руди наклонился вперед и потянулся под стул. Рука коснулась бока чемодана. Он чувствовал тепло даже через перчатку. Вздохнул, снова и снова прокручивая сегодняшнее фиаско в голове. Нужно было взорвать ту машину, отвлечь охрану от Посылки. Не нужно было колебаться.

Он вынес только половину того, что должен был защищать, и это его коробило. Чемодан, что бы в нем ни было, явно казался Посылке важнее всего. Значит ли это, что Посылка считала себя расходным материалом и Руди надо следовать ее примеру? Руди сомневался, что смог бы отдать жизнь за чемодан. За человека – возможно, но за чемодан?

Снаружи сарая покрытые плющом надгробия и скромные могилы кладбища снова припорошило снегом. Прятать костюм в таких условиях было бы самоубийством. Он был просто вынужден избавиться от него. Электронику он сбросил с моста в Хафель, а сам костюм отнес на кладбище. Сунул под куст, сорвал аварийное кольцо и подождал, пока энзимы проедят материал. Это всегда проходило быстрее, чем он ожидал, – как эффект ускорения из плохого ужастика. А потом он пришел сюда подумать. Ремесло предписывало уходить как можно дальше и как можно быстрее, но ему нужно было подумать, собраться, прокачать варианты.

Большая часть путей отхода отпадала, поскольку предполагала общественный транспорт. Слишком легко остановить и обыскать. Аналогично с машиной в Бабельсберге. Аналогично с планом просто дойти до Берлина пешком. Аналогично с планом автостопа до Голландии. Аналогично, аналогично…

Руди потер лицо и снова наклонился и потрогал чемодан. Без него он был очередным невинным незапоминающимся лицом в толпе: прическа не длинная и не короткая, чтобы не бросаться в глаза, одежда предварительно куплена в разных магазинах Берлина и Магдебурга, чтобы затеряться среди людей. А с кейсом он с тем же успехом мог расхаживать с огромной табличкой «Арестуйте меня». Нужен только полицейский с прибором инфракрасного зрения – и он выделится из толпы, словно зажженная спичка в темной комнате.

Он сунул руку в карман и достал связку ключей, подумал о машине в Бабельсберге. Вздохнул и отложил. Снова взял и посмотрел.

* * *

Они поставили заграждения на восточном конце Глинекер-Брюк. Наспех и ненадолго – не более чем пара полицейских, направлявших машины на обочину, где еще пара полицейских проводила поверхностный обыск. Почти два часа дня, а свет уже начинал угасать, и, несмотря на обогреватель, на внутренней стороне окон взятой напрокат машины образовывалась изморозь. Он ехал как все, просто очередной турист, и, когда его остановили, свернул к бордюру и опустил стекло со стороны водителя.

– Документы, – сказал полицейский, наклонившийся к открытому окну.

Руди достал паспорт и ID-карточку из бардачка и передал.

– Что происходит?

Лицо полицейского раскраснелось от холода, а меховой воротник куртки был поднят до ушей.

– Обычный досмотр, – сказал он. – Заглушите двигатель.

Руди подчинился, и полицейский отнес документы коллегам. Они на миг собрались над карманным терминалом, и Руди представил, как один из них ругается, пытаясь ввести цифры указательным пальцем в перчатке, слишком широким для клавиатуры компьютера.