Осень собак

– Яфа Бахура мне поручила сказать тебе так: если ты согласен приехать, то я должен дать тебе ее адрес. Ты ей напишешь, и договоритесь обо всем, – он полез в стол и вынул оттуда визитную карточку и плотный лист бумаги. – Вот, возьми ее адрес?

Он протянул Николаю обе бумаги. Визитка была на иврите и английском. На листе бумаги рукою Яфы Бахуры по-русски был написан адрес. Он повертел лист перед глазами.

– А на каком языке писать адрес?

– Еврейский ты не знаешь, пиши по-русски, как у нее написано. У нас русский язык как второй государственный. Можно по-английски. К нам доходят письма на любом языке. Только чтобы был правильный адрес.

– Спасибо, Нижим. Не знаю, напишу ли я ей… но спасибо, – он встал.

– Напиши, если и не поедешь. Она будет рада. Муж ничего плохого не подумает. Она, наверное, рассказала ему о тебе. Не бойся – хороший муж не ревнует. И имя дочери – Вероника-Ника, она, наверное, тоже согласовала с мужем.

– Ребенок не мой. Можно и так назвать.

– Так она оставила о тебе память на каждый день – Ники. Ты, Коля, плохо знаешь женщин и их любовь. Ты напиши ей, будь хорошим человеком. Она же хорошая женщина, и тебе ничего плохого не сделала.

– Пусть адрес останется у меня. Станет совсем плохо, напишу. Может, она тоже пожалеет меня, – он криво усмехнулся. – Парадокс, Нижим, мужчина должен находиться на содержании женщины. Позор! Ладно, придумаем что-нибудь.

Но он знал, что не напишет. Обманывал ее и Нижима несбыточным обещанием. Когда ему бывало плохо, он не искал помощи у других. Люди сами приходили ему на помощь, без его просьбы. Вот и Яфа Бахура хочет ему помочь. Может, чувствует в своей пустыне, что ему, степному волку, сейчас тяжело и нужна ее помощь. Хорошо, что чувствует. А вообще-то, он привык с трудностями справляться сам.

– До свидания, Нижим. До вечера.

– До вечера.

За время его отсутствия Наталья навела порядок в комнате, убрала грязную посуду, вымыла стол, подмела пол. Был восстановлен привычный, общежитский порядок. Сама Наташа сидела у окна, в который широко лился осенний солнечный свет.

– Спасибо, что убрала в комнате, – вместо сердечных слов, способных успокоить переживающую женщину, поблагодарил он ее за работу. И она в ответ радостно заулыбалась, довольная его похвалой.

– Где ты так долго был?

Все рассказывать ей… он даже засмеялся. Зачем ей знать о жалобах Гардаева – хватит огорчений за вчерашний и сегодняшний день.

– Со всеми пока переговоришь, уйма времени уходит.

– Приходил Петр Федько. Он поехал в архив. Сказал, что вечером зайдет.

– Главное, что зашел. Слушай план наших действий на сегодня. Сейчас я еду в аттестационную комиссию. Надо поговорить с глазу на глаз со Слизнюком и окончательно решить – дадут ли зеленый свет моей диссертации или красный без просвета. Тогда надо прощупывать связи для защиты в России. Не пропадать же моему труду из-за разгула национализма. Потом в шестнадцать часов мы приглашены в гости. Давай решим, где мы с тобой встретимся.

– Ты ж обещал, что весь день мы будем вместе. Забыл?

– Нет. Не забыл. Сейчас я поговорил с некоторыми… – неопределенно сказал он, – и пожалел, что вышел из комнаты. Как здесь хорошо… с тобой. Теперь и мне захотелось на необитаемый остров, чтобы никого не видеть, никому не быть должным – вырваться из этого ужасного окружения.

– А ты говорил мне, что все это фантазия. Все-таки должен существовать такой остров… хотя бы для двоих.

– Для двоих острова много, там появятся другие, и станет как и положено в обществе: зло, зависть, унижения друг друга. Нужен риф, чтобы на нем помещались только двое – ты и я, а третьему не было места, – он рассмеялся. – Но все это фантазии… а есть реальность, и мы сейчас войдем в нее, покинув наш прекрасный в своей любви уголок, – он снова стал деловым. – Значит, так. Давай встретимся в два часа у метро «Крещатик».

– Хорошо. А я пока схожу в библиотеку и закажу на завтра книги.

– Договорились. Я думаю, долго в комиссии не задержусь.

Она молчаливо кивала головой, слушая его распоряжения. Это тревожило Николая. Он чувствовал, что она ему сейчас дорога. Именно ей он хотел рассказать о себе сегодня вечером. Может, действительно станет легче.

– Сегодня на улице жарко, но вечером будет холодно – осень. Оденься соответственно. У тебя красивое белое платье, в котором ты была вчера, но оно не для осени…

– Коля… а может, останемся?.. Никуда не пойдем… у меня плохое предчувствие! Я нахожусь одновременно и в угнетенном состоянии, будто меня закапывают, и в возвышенном – лечу куда-то, как бабочка… на огонь, – она просяще взглянула в лицо Николая и глубоко вздохнула. У него было непреклонное лицо, – раз наметил себе план – не отступит. – Я согласна. В два часа, в центре.

Николаю стало жалко ее, и он решил развеять ее страхи:

– Ты переживаешь из-за своего земляка-подлеца. Вот откуда у тебя приниженное состояние духа. Но я еще с ним поговорю, и может, удастся его убедить не делать подлости другому…

Наташа резко встала, и глаза за стеклами очков вспыхнули жестким несогласием: