«Не пей, не пей!» — кричал разум Чжао, рассылая срочные телеграммы подчиненным частям тела. Но, к сожалению, центральное правительство в лице разума умело только издавать приказы, рука же Мудреца тем временем вцепилась в рюмку, словно голодный коршун в зайца. Когда Мудрец поднес рюмку к губам, разум уже смирился: «В самом деле, это ведь для профилактики!» А когда рюмка была опрокинута в рот, все части тела радостно вскрикнули, засмеялись, мозг–правитель окончательно подчинился воле народа и отдал приказ рту выпить новую рюмку.
Еще рюмка, две, три, четыре, пять… Язык сначала одеревенел, потом размягчился, как ириска, и начал таять; кровь побежала быстрее, так что даже боль в застарелых мозолях показалась приятной.
— Ну, как живот? — участливо спросил Оуян таким тоном, словно разговаривал с младшим братишкой.
— Ничего, не помру! Правда, еще побаливает…
Снова выпили по три рюмки, потом еще и еще…
— Признайся честно, ты скис нынче утром не только из–за болезни?
— Ты угадал! Старина Ли меня пристыдил. Советовал уехать домой и заняться земледелием! Он парень что надо!
— Хорош парень, нечего сказать! — хмыкнул У Дуань. — Ты уедешь домой, а он женится на Ван!
— Да, у этой тощей обезьяны уйма всяких козней и хитростей! — засмеялся Оуян…
В пансион приятели пришли настолько захмелевшими, что с трудом зажгли лампу, а непослушные руки все время роняли на стол игральные кости. Сыграли подряд четыре партии. Мудрец налитыми кровью глазами уставился на пустышку:
— Еще четыре партии, и баста… Завтра матч, мне надо выспаться!..
Помолчав, Мудрец снова заговорил:
— Скоро светать будет, надо поберечь силы, чтобы поддержать честь университета! Говорю вам, братцы, спорт — дело важное!
Где–то прокричал петух. Мудрец начал было декламировать стихотворение о петушином крике, но умолк и повалился на кровать. Ему приснилось, что, играя в кости, он разгромил Ли Цзин–чуня своими пустышками, и тот убежал без оглядки.
На стадионе Института торговли, посыпанном желтым песком, красиво выделялись синие футбольные ворота с белыми сетками. Поле было расчерчено светло–серыми линиями и огорожено столбиками с канатами. Студенты и студентки все прибывали и прибывали, оживленно разговаривали, и пар от их дыхания, смешиваясь с табачным дымом, поднимался вверх, словно туман. Организаторы матча, среди которых были Оуян Тянь–фэн и У Дуань, с белыми флажками в руках и с трепещущими бледно–зелеными полосками шелка на груди, сновали в толпе, будто ткацкие челноки. В воздухе в лучах заходящего солнца парили бумажные змеи, подчеркивая тихую безоблачную красоту первых дней зимы. Солнце, казалось, не могло расстаться с этой стайкой юношей и девушек, как будто за миллионы лет своего существования оно впервые видело в Китае таких жизнерадостных и милых людей.
Вдалеке старый торговец сластями, растирая руками замерзшие уши и мотая косичкой, оставшейся еще со времен маньчжурской династии, кричал: «Засахаренные груши! Сливочные тянучки!» Мальчишки–школьники в толстых серых куртках на вате перебивали его: «Табак! Сигареты!» И туман над головами студентов все сгущался, потому что несколько сотен сигарет, дымивших разом, не уступали по мощности небольшой заводской трубе. Светло–серые линии по краям футбольного поля постепенно исчезали, стертые подошвами зрителей, забросанные шелухой семечек и арахиса.
Появились первые игроки. Команда Института торговли была в серых трусах и майках, коричневых гетрах и голубых шапочках, а команда университета Прославленной справедливости — в красной форме, черных гетрах и белых шапочках. Внимательный наблюдатель тотчас заметил бы, что на молодых людях нет ничего, что напоминало бы национальный костюм, хотя время от времени они из патриотических побуждений громили лавки с иностранными товарами.
Футболисты выбегали на поле, слегка согнув ноги, съежившись и потирая голые колени с выступившими от холода пупырышками. Это должно было символизировать твердость духа при кажущейся мягкости, свойственную спортсменам. Они подбегали к канатам, пожимали руки знакомым, а те кричали: «Чжан, поднажми!», или: «Не жми, играй вполсилы!», «Сунь, какая у тебя красивая шапочка!», «Дай им как следует по копытам, старина Ли!» Игроки не всегда могли разобрать, что им кричат болельщики, но неизменно всем улыбались, демонстрируя только что вычищенные зубы. Они били по воротам, делали обманные движения, легко принимали мяч на носок бутсы, прижимали его к земле. Один из игроков, сделав вид, что поскользнулся, упал навзничь и задрал вверх ноги, другой свалился на него и посмотрел на зрителей. Те, конечно, захохотали.
Вратари старались не пропустить ни единого гола, действовали и руками и ногами, прыгали то в одну, то в другую сторону. Иногда мяч уже оказывался в сетке, но вратарь все равно подпрыгивал, касаясь верхней планки ворот, будто ничего не заметил.