«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

— По–моему, он выше всех нас! И по своим знаниям, и по уму, и по моральным качествам. Не вразуми он меня, я вряд ли догадался бы поступить в банк и заняться тем, о чем мог только мечтать. Да, я его уважаю. Я не смог запомнить все, что он мне говорил, но что запомнил, до смерти не забуду! Например, он сказал, что человек любой профессии способен принести пользу революции. Это относится и к банковскому делу, и к ремеслу, с помощью которых можно реформировать экономику, и к торговле, и к преподаванию — словом, к любой сфере, где нужны усердие и глубокие, специальные знания. Все порядочные люди идут разными путями, но цель у них одна: изменить общество, просветить народ, потому что революция может считаться завершенной лишь тогда, когда народ станет сознательным. Кричать о революции, а думать совсем о другом так же бессмысленно, как женщине с бинтованными ножками участвовать в соревнованиях по бегу! Вот что говорил Ли Цзин–чунь. Разумеется я передаю его слова неточно, но примерный смысл такой. Чем больше я думал об этом, тем сильнее чувствовал, что он прав, потому и перестал заниматься всякими глупостями вроде выкрикивания лозунгов и выведывания чужих тайн. Все это чепуха! Ли Цзин–чунь человек не только хороший, но и понимающий, так что мое решение остается в силе: не пригласишь его, я тоже не пойду! Извини, старина, мне пора работать, — Мо Да–нянь поднялся. — Итак, я готов на примирение, но только если будет Ли Цзин–чунь!

— Может, хоть пообедаем вместе?

— Прости, но в нашем банке очень строгие порядки, хозяин — иностранец. С обеденного перерыва надо возвращаться минута в минуту, а в ресторане мы наверняка задержимся. Вот возьму отпуск, тогда и сходим. До свидания, старина!

Мо Да–нянь пожал приятелю руку и исчез, даже не проводив его. Растерянный и недовольный Мудрец вышел на улицу и тут только вздохнул: «Толстячок–то просто свихнулся! Ишь как иностранец его вышколил!»

* * *

Мудрец был очень раздосадован тем, что Мо Да–нянь встретил его в штыки, но, поразмыслив, решил, что этот толстячок обладает поистине бычьей пробивной силой, раз устроился в банк к иностранцу. Недовольство уравновесилось в нем уважением, и он решил относиться к Мо Да–няню великодушно. Хуже обстояло дело с Ли Цзин–чунем и Оуян Тянь–фэном, они чересчур далеко отошли друг от друга, чтобы можно было помирить их одними уговорами. Если их как бы невзначай свести вместе, они наверняка снова повздорят, а может быть, и подерутся. Да, тут надо еще серьезно подумать! Почему он должен все время жертвовать собой ради друзей?!

Вернувшись в пансион, Мудрец тихонько позвал У Дуаня:

— Пойдем в харчевню, пообедаем! Надо обсудить одно дело.

— А что за дело?

— Пока секрет.

Услышав слово «секрет», У Дуань вздрогнул, как будто ему впрыснули морфий, схватил шапку и, даже не переодевшись, последовал за Мудрецом. В харчевне они заказали еду, и У Дуань, горя нетерпением, стал торопить Мудреца, чтобы тот рассказал о своем секрете.

— Не спеши. Честно говоря, это не секрет, а дело.

— Выходит, ты меня надул? — Разочарованию У Дуаня не было границ.

— Если бы я не сказал про секрет, ты еще три часа собирался бы! — захохотал Мудрец. — А дело вот какое: я только что виделся с Мо Да–нянем и сказал, что хочу вас всех помирить, но он не так прост, как раньше. Едва поступил в банк, а уже стал настоящим европейцем.

— Вырядился в европейский костюм? — не без зависти спросил У Дуань.

— Нет, мыслить начал на европейский лад. Подумай только, я, гость, еще не попрощался, а он важно так встает и говорит: «Извини, у меня дела, в другой раз увидимся!» Я знаю, что он туповат, потому и пропустил его слова мимо ушей. А насчет пирушки, которую я предложил, он сказал, что ее нельзя устраивать без Ли Цзин–чуня. Я, конечно, скис, потому что объединить Ли с Оуяном — все равно что насыпать в печку уголь вперемежку со льдом. Можно подумать, что мне больше остальных это надо! Я ведь для вас стараюсь, да и повеселиться совсем неплохо! Ты не знаешь, почему Мо Да–нянь так возненавидел Оуяна? Наверное, тут какая–то тайна…