Осенью. Пешком

Рейхардт с возраставшей грустью слушал его многословную речь. Сегодня его особенно тяготило осознание своей бесполезности и ненужности и он признателен был бы за добрый совет или хотя бы за слова утешения, ему больно было видеть, что его друг видел в нем лишь заманчивую возможность использовать его для своей личной славы или выгоды. Но когда он устало и огорченно прервал его и коротко отклонил эти предложения, Ганс Конеген нисколько не смутился.

– Ладно, ладно, – добродушно сказал он, – я вполне вас понимаю. Вы правы, и в сущности, я должен с вами согласиться. Критика и вообще проклятое щелкоперство, в сущности, совершенно лишние и ненужные вещи. Но вы хотите помогать созданию художественных ценностей, не правда ли? Делайте это! У вас есть для этого и знания и вкус. Вы знакомы со мной и несколькими моими друзьями и, стало быть, находитесь в непосредственной связи с творческим духом нашего времени. Основали бы какое-нибудь прекрасное предприятие, благодаря которому могли бы непосредственно влиять на художественную жизнь. Например, художественное издательство, место для выставок и продажи картин, я предоставлю вам право на издание моих политипажей и бесчисленных этюдов, обставлю вам типографию и ваш кабинет, скажем, мебелью из белого клена с медной обивкой. Или еще лучше, слушайте! Откроем небольшую мастерскую по производству предметов художественной промышленности! Возьмите меня в качестве советника или директора, о дельных сотрудниках я позабочусь, один мой приятель, например, отлично моделирует и знает также тол в отливке бронзы.

И он продолжал бойко излагать план за планом, пока Рейхардт наконец не рассмеялся. При любом раскладе он должен был вкладывать деньги, без гарантии успеха задуманного предприятия, Конеген же был директором, советником, техническим руководителем, словом, душой всякого дела, не рискуя при это ничем. Впервые Бертольд ясно понял, как узки и себялюбивы были мысли и идеалы его друга-художника и что все они касались лишь его собственной персоны, тщеславия или жажды наживы и, вдобавок, он с неприятным чувством осознал, какую неприглядную роль он играл в представлениях и упованиях этих людей. Именно поэтому, как только Конеген, после нескольких продолжительных разговоров, понял, что Рейхардт, действительно, не склонен воплощать в жизнь его грандиозные предпринимательские задумки, их общение оборвалось, словно его и не было. Рейхардт, еще мало знакомый с нравами богемы, с неприятным удивлением убедился, что друзья-художники моментально забыли о нем и едва кланяются ему при встрече. Один молодой художник прислал ему еще эскиз для обложки, который Рейхардт как-то в разговоре заказал ему. Он купил этот набросок, хотя уже и думать забыл про заказ и положил его в ту же папку, в которой хранились политипажи Конегена.

Глава третья

Доктор Рейхардт бывал время от времени в одиноком доме в предместье у советницы Вейнланд, где каждый раз удивительно хорошо чувствовал себя. Изысканность, царившая в их простой на первый взгляд квартире, составляла приятную противоположность нравам богемы, среди которой он вращался, кроме того его все серьезнее занимала дочь Вейланд. Она принимала его раза два одна, и строгое изящество ее каждый раз приводило его в восторг и смущение. Он находил невозможным говорить с ней о чувствах, или узнать, что она чувствует к нему, так как при всей своей неоспоримой красоте она казалась воплощением ума, здравомыслия и рассудительности. Агнесса выказывала дружеское, деятельное участие к тяготившему его состоянию и постоянно убеждала его в том, что настоящий мужчина должен заниматься чем-то определенным, а не ждать когда на него снизойдет озарение и он наконец поймет свое призвание. Мудрость художника Конегена так же мало трогала ее, как и его творения.

– Это – вздор, решительно сказала она, увидев его картины. – Ваш друг, наверно, не занимается этим серьезно. Насколько я в этом деле понимаю, это подражания японским работам, которые могут иметь ценность разве, как стилистические упражнения. Господи, да что это за люди, которые лучшие молодые годы тратят на то, чтобы понять как сочетать зеленое с серым. Да каждая женщина, обладающая хоть каким-нибудь вкусом, добивается лучших результатов, когда подбирает отделку для своих платьев.

Агнесса сама в своем простом, но изящном, строгом костюме являла собою пример такой женщины. Судьба, казалось, специально подарила ему встречу с этой чудесной девушкой для того, чтобы она наставила его на путь истинный. Но человека труднее всего сделать счастливым, когда он запутался в с своих миро зрениях. После того, как дружба с Конегеном закончилась, Бертольд вскоре нашел в лабиринте своих терзаний и сомнений новый славный путь, по которому радостно устремился с рвением, достойным гораздо лучшего применения.