Осенняя антиутопия

Сказать, что я была напугана, значит ничего не сказать. Боль - какая мелочь: прошла и забыта. Но кто-то проник в мое сознание и говорит со мной голосом моих собственных мыслей! Сегодня я легко опознала чужака, но где гарантия, что так будет всегда? Или я просто схожу с ума? Шизофрения, раздвоение личности...

"Ты нормальна, как никогда прежде. И никто посторонний не вмешивается в твои мысли. Ты просто впервые услыхала голос своего лучшего, здорового "Я", пробужденного лечением. Оно будет расти и шириться - и ты научишься жить в согласии с собой и с миром. Ты навсегда забудешь разъедающие душу сомнения, толчею бесплодных мыслей, мучительный стыд и страх. Ты будешь по настоящему счастлива - тем немногим, что милостиво предоставляет тебе общество. А сейчас главное для тебя - не мешать лечению. Оно заставляет тебя страдать, но только потому, что ты боишься и сопротивляешься. Откройся ему - и оно подобно вешнему потоку вымоет всю грязь из твоей души, а ты в это время будешь спать мирным, глубоким сном без сновидений. Тебя пугает потеря памяти - но это временное явление, память вернется, как только ты пройдешь полный курс..."

Открыться, расслабиться, плыть по течению... Голос, звучащий во мне, успокаивает и обнадеживает, с ним так хорошо. Но откуда тогда эта сосущая пустота под ложечкой? Почему в жаркой духоте цеха меня колотит озноб, и все сильнее болит голова?

О, голова уже не болела: она просто раскалывалась, тьмою заволокло глаза, обморочная пустота звенела в ушах. "Господи, помилуй!" - выдохнула из последних сил, падая лицом вниз на машинный стол. И вдруг все кончилось. Я поняла, что сижу, крепко упершись локтями в край стола, стиснув горячий лоб между ладоней. Меня все еще трясет, и голова болит, хотя уже не так сильно, но чужой, вкрадчивый, завораживающий голос больше не звучит в мозгу. Чужой: до конца чужой, раз вызвал столь бурную реакцию отторжения. Скорее всего - голос оператора, переданный моему сознанию с помощью дьявольски изощренной техники. Безусловно - лживый. "Хотя..."

Я совсем закоченела на этой скамейке: тепло осеннего солнца обманчиво. Сколько же времени я здесь просидела, вспоминая? Наверное, долго: тени от тополей заметно сместились.

Встаю, разминаю затекшие ноги, и побыстрее - в дом. Поднимаюсь к себе на этаж. В день после "процедуры" разрешается не работать: отлеживаться, даже спать в неурочное время, но я этим правом сейчас не воспользуюсь. Мне нужно срочно отыскать кое-что из вещей. А вечером - Дарья просила проводить ее...

В дальнем углу огромной комнаты кто-то плачет: по-детски, навзрыд, горько и безутешно. Так и не дойдя до своего места, сворачиваю туда, замечаю в просвет между нарами пятно ярких как пламя золотисто-рыжих волос. Подхожу, сажусь рядом, обнимаю узенькие, вздрагивающие от рыданий плечи - девушка замирает, но не пытается освободиться, наоборот, вдруг прижимается ко мне испуганным зверенышем.

- Я... Я не хотела! Я не знаю, зачем все это!? Меня что-то разбудило и потянуло туда... И я пошла: сама пошла! Я даже людей тех не знаю, ни одного лица не помню! Зачем? У меня на воле жених был. Я его люблю, и он меня, мы договорились хранить себя до свадьбы. А теперь я - как шлюха вокзальная, даже не помню, сколько их было. Только болит все внутри. Хотела руки на себя наложить: вот веревку нашла - и не могу, боюсь. А голос этот проклятый глумится и говорит, что все правильно, что так и должно быть, про Сашку говорит: не видать мне его больше...

Судорожно теребит мокрый от слез моток бельевой веревки, зареванные зеленые глазищи полны отчаяния, миловидное лицо страшно осунулось и бледно до синевы.

- Кровь не останавливается, и поделом мне: без этого вот подохну, - швыряет веревку на пол, под соседние нары. - Ну что мне теперь делать: хоть вы скажите!

- Ты в Бога веруешь?

Непонимающий, будто испуганный взгляд:

- Не знаю, верю наверное. А что?

- А то, что если не веришь - успокойся, не реви и поступай во всем, как голос скажет. А если веришь - найдется управа и на голос, и на беду твою. Ты молитвы какие-нибудь знаешь?

- Нет. Я в душу бессмертную верю, это точно. Потому и помирать боюсь. А в Бога... Если Он есть, если Он добрый, если Он все может, почему тогда мы здесь?

Что мне сказать на это, Рыжик? Святые, философы, просто умные и честные люди всех времен и народов веками бились над этим вопросом. Даже название специальное придумали: теодицея. Я знаю, приняла для себя многие из найденных ими ответов, могу повторить их доводы. Но твоя изнывающая от боли душа вряд ли способна воспринять сейчас все эти длинные рассуждения. "Господи, вразуми!"