Тонкие пальцы тянутся к пуговицам его рубашки, и Гарри, закрыв глаза, откидывает голову назад. Дышит он тяжело и сбивчиво, член готов уже взорваться и больно упирается в одежду, но эта игра изящных пальцев завораживает и заставляет замедлиться… Ладони Гермионы ложатся ему на грудь, скользят к животу. Гарри тихо постанывает. Она прикасается к нему как-то особенно нежно, он буквально кожей чувствует это отличие и понимает, что до сих пор является для неё дорогим человеком. Тринадцать лет разлуки не смогли стереть ту близость, которая тогда была между ними. Пусть в ней и не было сексуального подтекста, но сейчас эти два пазла будто соединились, составив идеальную картину, достойную звания шедевра. Мышцы от её ласк подрагивали будто от элекрических разрядов, но, когда ловкие пальцы скользнули под пряжку ремня брюк, выдержка Гарри закончилась.
Он резко опрокинул её на диван, навалившись сверху всей тяжестью своего тела, практически лишив партнёршу способности двигаться. Ему нравилась эта позиция, было в ней что-то главное, подчиняющее… И возможность «обезоружить» Гермиону Грейнджер столь «деликатным» способом вносила какую-то редкую приправу в тот коктейль возбуждения, который хотелось испить до дна. Гарри терзал её губы своими, пьянея от не менее страстной отдачи. Они вдвоём утоляли этот голод, не в силах оторваться друг от друга. Он чувствовал прикосновение затвердевших сосков к своей груди, ведь распахнутый халат делал её почти обнажённой. Мужская рука требовательно скользнула под нижнюю часть белья, которое было влажным от женского желания.
Гермиона хотела его, не меньше, чем он хотел её!
— О, Мерлин, — почти прорычал он, немного отстранившись — Где были мои глаза раньше?
На доли секунды Гарри показалось, что он сейчас услышит какое-нибудь язвительное замечание из её уст. Но Гермиона промолчала и лишь слегка выгнулась, прижавшись к нему тем местом, где отчаянно хотела ощутить его присутствие. Каменная эрекция рвалась наружу через ткань брюк, и он застонал.
В таких вещах намёки Гарри понимал мгновенно, он резко поднялся и принялся расстегивать пряжку ремня, желая побыстрее избавиться от ненавистной преграды. Гермиона тоже встала, изящно повела плечами и струящийся шёлковый халат упал к её ногам, демонстрируя хрупкое стройное тело во всей красе. Гордо торчащая, небольшая, но идеальной формы грудь, тонкая талия, красивые ноги… Глаза Гарри потемнели, и он доли секунды просто смотрел на неё, замерев, словно Нунду перед прыжком. Затем дёрнулся, притянул к себе, заключая в объятия, по силе напомнившие плен. Пальцы вонзались в её тело, желая изучить, обласкать, каждый сантиметр, губы переместились на шею, агрессивно впиваясь в неё и, наверняка, оставляя следы. Но это уже никого не волновало… По крайней мере в текущий момент. Этот бешеный, неуправляемый танец страсти завладел ими, будто они были в наркотическом опьянении. Когда цепкие девичьи пальцы справились с пряжкой его ремня и расстегнули замок ширинки, мозг Гарри окончательно отключился.
Остатки одежды оставались на полу, пока они, стараясь не отрываться друг от друга, добирались до спальни. Он толкнул Гермиону на кровать, снова оказавшись сверху и, наконец, оторвавшись от губ, которые у неё уже опухли от жадных, грубых поцелуев, переключился на ключицы и грудь, постепенно опускаясь ниже и ниже. Язык скользнул по впалому животу, вызвав у неё то ли крик, то ли всхлип. Гермиона вообще оказалась достаточно шумной женщиной и настолько страстной, что Гарри хотелось дать себе по голове за то, что не рассмотрел этого раньше. Верни сейчас всё назад, он бы набросился на неё прямо в палатке, забыв про ту чушь, которая была тогда в голове.
Люблю как сестру! Серьёзно? Это же, вроде, его слова… Олень! Тупой Олень!
Сейчас же казалось, что желание обладать ею всегда было с ним, глубоко спрятанное, оно лишь ожидало повода, чтобы вырваться наружу.
Он уткнулся носом в её живот, слегка прикусывая кожу и крепко прижимая рукой к кровати. Она металась под ним, выкрикивала его имя, что буквально сводило с ума. Палец Гарри беспрепятственно проник внутрь, поражаясь насколько готовой и влажной она была. Готовой принять его, влажной от его прикосновений. Голова спустилась вниз, и он поочередно коснулся языком набухших складок, вызывая очередной стон, затем нащупал чувствительную горошину и принялся с остервенением вылизывать её, словно сладкую конфету. Палец умело орудовал внутри, отчего Гермиона выгибалась и кричала ещё больше. Гарри же хотелось свести её с ума, доставить такое наслаждение, которое никто не мог подарить ей до него. Он хотел быть лучшим, желал выкинуть из её памяти все годы разлуки, которые допустил по собственной глупости.
Когда стенки влагалища сомкнулись вокруг его пальца, Гермиона задрожала и выгнулась, с силой вцепившись ему в волосы. В очередной раз прокричала его имя и замерла, невидящим взглядом уставившись в потолок. Гарри ещё раз лизнул её и медленно переместился выше, заглядывая в лицо, которое, казалось, ничего не выражало, а на глазах выступили слёзы.