– Мы сколько угодно можем быть грешными, но мы никогда даже не приблизимся к масштабу твоего уродства.
– Как же тебя выдрессировали говорить красиво… Даже теперь, когда ты якобы ощущаешь вселенскую скорбь, ты не перестаешь играть.
– Исчезни.
– Что? – с легким смешком отозвался Игорь. – Ты меня гонишь? Знаешь, даже в моменты бешенства человек сохраняет уголок сознания холодным. Поэтому срывы – это лицемерие. Нежелание сдержать себя. Не переигрывай.
Вера посмотрела на него неверящими глазами.
– Гореть тебе в аду, хоть я в бога и не верю. Но такие, как ты, должны получить по заслугам хоть каким-то способом.
– Позволь заметить, милая, – сказал Игорь, открывая дверь, – что с точки зрения закона ничего я не сделал. А вот ты можешь сильно подпортить себе жизнь, если начнешь мне мстить.
Смотря в эти стылые глаза, Вера вдруг вспомнила тот проклятый день, когда они впервые встретились. День, сулящий столько наград.
Увидев Верину реакцию, Игорь задумался, что она чувствует. Ему стало досадно, что на ее лице так бушуют эмоции, в то время как внутри себя он ощущал лишь тотальное спокойствие или даже тотальную пустоту. Какое-то время он надеялся, что страсть к Полине можно назвать любовью… Но он скучал по ней больше как по интересному соратнику, чем как по любовнице – она оказалась странно скованна за закрытой дверью.
Ни у кого не получилось ни навязать Вере свои убеждения, ни сломать волю. Поэтому Игорь люто ее ненавидел. Сначала она была лишь второй сестрой – весь гнев обделенности он концентрировал на Полине, потому что та казалась ему сосредоточием незаслуженного благоденствия. Потому что в детстве она подтрунивала над ним и слишком активно вела себя для девочки. Игорь ненавидел и боялся женщин ровно до той поры, пока не научился побеждать их. А Полина восхищалась им, чем снискала презрение.
Игорь испытывал к ней особое надломленное влечение и даже хотел наречь это любовью… Было заманчиво считать, что, наконец, ему кто-то стал близок.
Что не мешало ему сладко представлять, что она проходит через подпольный аборт, узнав об их близком родстве, то узнает правду только после рождения неполноценного ребенка… Но он заигрался в эти эфемерно-отравляющие отношения. Для победы, для достижения цели ему не нужна была семья. Даже Полина, ставшая распухшей, жалкой и болезненной. Он зашел слишком далеко.
Однако, по Полине Игорь скучал. С ней был чертовски интересно. А как он завидовал ей! Ее наполненности, с которой тягаться прежде не мог. Ее наполненности, которую подсознательно не улавливал в себе.... Мог ли он спасти Полину? Должно быть, мог. С его связями и влиянием. Но не стал. Не считал необходимым даже подумать об этом.
38
– Мне страшно, страшно, милый, – шептала Вера, цепляясь за спину мужа неверными пальцами. – Он отомстит мне, непременно отомстит…
– Да брось ты, – беззаботно отвечал Матвей, целуя ее в макушку. – Ты ведь чиста перед властью, она тебя не тронет.
И Вера верила. Она всегда ему верила.
– Когда в душе ничего нет… Они впиваются в людей. С собой наедине, наверное, настолько неинтересно… – произнесла Вера, содрогаясь.
Теперь она казнила себя, что не уберегла сестру, не вмешалась, подзабыв, что Полина с ее извечным апломбом поступала назло непрошенному вмешательству.
Вера пыталась думать о сестре и правдивости рассказа Игоря – это ко всему прочему отвлекало ее от лжи, в которой она теперь жила, отгоняя навязчивые догадки, что Матвей что-то подозревает. Ей пришлось признать, что, как бы ей ни хотелось, она никогда не ненавидела Полину. Даже когда та бросила их на погибель ради Игоря.
Сложно испытывать восхищение женщиной, пропагандирующей эмансипацию каждой своей порой и попавшей в такую жестокую зависимость от одобрения мужчины…
Если это и было взросление, то Вера согласилась бы вернуться во времена, когда все было вновь и все восхищало. Личинки черствости прорастали именно сейчас.
Боль от истории Полины Вера попыталась спрятать внутрь, чтобы переболеть ей потом. Она не хотела рисковать беременностью. Только вот боль эта была теперь какой-то далекой и безжизненной, как притупленный водой голод. Против желания Веры Полина будто треснула пополам. Раньше она не проигрывала. Великое противостояние закончилось, начался конец Полины.
39
Игорь и Поля критиковали все и всех и издевались над религией, заменив фанатизм религии фанатизмом революции.