Осенний август

Вера в холоде жара зацепилась за его глаза – волчьи, прыскающие иронией, насмехающиеся над всем светом и ясно дающие понять, что, умирай ты в мучениях, он не поведет и бровью, если ты принадлежишь к племени его противников. Гипнотические, потрясающие глаза.

– Для Полины не будет удивительно, если она вдруг возникнет из ниоткуда. И пошлет тебя подальше.

– Не думаю, милая. Она никого уже никуда не пошлет.

Вера оцепенела. Хоть она и сотни раз думала о том же, но слышать это от человека, бывшего с Полей позже, чем она, было нестерпимо.

– Ты ничего не знаешь, ничего! – хрипло сказала она, повышая голос.

– Она умерла от заражения крови во время родов. На фронте.

Вера стояла неподвижно. Но даже Игорю с его напускной непроницаемостью стало не по себе от ее налитого кровью взгляда.

– Ты убил ее.

– Знаешь, дорогая, я, может, и виноват в чем-то, но точно не в убийстве любимой женщины.

– Любимой? – спросила Вера тоном пантеры. – Любимой?! Это любимую-то женщину тащат за собой на фронт, чтобы она сгинула там в грязи без врачебной помощи?!

В глазах Игоря шевельнулось что-то. Но он быстро опомнился.

– Милая, – сказал он с какой-то невыносимой сладостью. – Нехорошо так разговаривать с родным братом.

Вера посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Пошел к черту. Будь ты проклят.

Она направилась к двери, чтобы открыть ее и выпроводить незваного гостя.

– Семейные черты… – мечтательно произнес Игорь, хотя пальцы его бегали по бедру.

– Мне жаль тебя, – соврала Вера, чтобы хоть как-нибудь ранить его.

– Да, думаю, моя судьба достойна жалости.

– Так говорят ничтожества, – ответила Вера, поразившись, что говорит это, а не расспрашивает о Полине и не рыдает по ней.

– Моя остроязычная Вера… Я скучал по тебе. Тихоня Вера все успела…

– За что ты мстишь нам?

– Вы просто недостойны жить. Вы – ошибка эволюции, выродившийся класс со сгнившей моралью. Вы должны освободить место для людей лучше себя.

Настолько отвратителен, отталкивающ в своей несомненной одаренности, что у Веры сводило зубы от его омерзительной ухмылочки.

– Знаешь, то, что Полина была беременна от тебя, не дает тебе права говорить, что ты мой брат.

– Разве дело в чьей-то беременности? Знаешь, я все детство мечтал сказать это тебе, когда ты будешь унижена и бедна. Будущее твое явно не самое блестящее.

– Мне кажется, ты страдаешь шизофренией, – с отвращением сказала Вера.

– В нашем роду не было психически больных.

– Мы не родственники!

– Не были бы, если бы наш отец так не любил ключниц.

Огромные глаза Веры, в упор уже без всяких масок устремленные на Игоря, не сказали ему о доверии. В голове Игоря закрутилась Полина – та, дореволюционная, грациозно восседающая в старомодном кресле и обращенная к нему полубоком.

– Ты меня не проведешь. Только монстр стал бы спать с родной сестрой.

– Единокровной, если быть точнее. Наш папочка не смог совладать со своей похотью. А я со своей.

По Вериному лицу он понял, что она борется с проступающим доверием.

– Ты… зачем так поступать?

– Как я уже сказал, я показал ему, что не только он может следовать низменным инстинктам на правах высшего сословия.

– Показал?.. Он уехал!

– А ты думаешь, я упустил момент открыть ему правду? Пусть на чужбине презирает себя не только за предательство родины.

Вера схватилась за голову. Слишком слаженным был его рассказ. И то, как вел себя отец в те последние дни перед миграцией… Вера чувствовала, как начинает задыхаться от холода, спускающегося по ее пищеводу.

– А Полина?.. Полина что тебе сделала, чтобы получить такое?

– Не волнуйся, Полина ничего об этом не узнала.

– Ах, не волноваться! Зато я узнала! Я! И как мне теперь жить с этим?! Ты стоишь передо мной живой, сытый, пока моя сестра в могиле!

– В жизни все бывает.

– И это все, что ты мне скажешь?

– Что ты хочешь еще? Я сказал правду.

– Зачем? Чтобы очистить совесть?! Она у тебя есть?!

– Знаешь, Вера, тебе винить некого, кроме твоего обожаемого папаши. И сестрицы, которая в детстве смотрела на меня как на прислугу.

– Что? Вы были… вы знали друг друга в детстве?!

– О, вы, конечно, меня не помните. Зато я прекрасно помню вас обеих. Вы имели все – семью, деньги, происхождение… А я – бастард. Ублюдок. Не забуду, как отец ехал с вами в экипаже, и вы все чему-то смеялись, пока я в пыли стоял и смотрел вам вслед.

Вера вперила в него безумные глаза.

– Некого винить тебе, кроме тебя. Ты – преступник, не мой отец. Многим жизнь подложила свинью, но они не озлобились.

– Как же…

– Замолчи! Не смей, – она подошла к нему вплотную, – не смей, да как ты смеешь! Не смей вину сваливать на отца! Не он это сделал – ты! Ты и в ответе!

– У каждого свой взгляд на все это, – холодно парировал Игорь.

Вера схватила со стола нож для масла и попыталась ударить им Игоря. Он выкрутил ее руку и толкнул так, что она упала на пол, ударившись головой о стол.

Игорь хотел помочь ей подняться. В нем сменялись непонятные ему самому чувства – торжества, отмщения… и странной тоскливой взволнованности.

– Ты – мертвец, утягивающий за собой чужие души… – выбила она зубами.

Растрепавшиеся волосы и поза головой вниз, стоя на ладонях, мешали ей говорить.