Ошибись, милуя

Отталкивая коленями ноги Мишки и сворачивая его с места, отец полез из-за стола, метнув на Варвару короткий, но жесткий взгляд, как бы предупреждая: «Гляди у меня, без фокусов чтобы». Все остальные тоже поглядели на Варвару, удивляясь ее спокойствию и жалея ее, что только одна она не понимает важности приспевшего события. Но смотреть и думать о ней не было времени, так как через порог вступили гости. Они не отошли еще от дверей, а в избе уже сделалось тесно, свежо запахло снегом, морозом, стылыми сапогами и еще чем-то приятно незнакомым. Хозяин суетился, кланялся и казался перед широкими в движениях молодыми людьми совсем легким и маленьким. Перевешивая хозяйскую одежду в угол, освобождал ближние крючки и приглашал раздеваться:

— Вот тутотка, Додон Тихоныч. И вас, как вас… Аха, давай-ко, Ефим, шубейку-то. Ну, сам так сам. Как дорожка, Додон Тихоныч? С вечера-то вьюжило. Настыли небось? Да сейчас согреем. Самовар готов. Варвара, накрой-ка стол в горнице. А в Киргинском логу небось совсем перемело? Да у вас лошадка, смекаю, доброезжая: Тихон Кузьмич худых держать не станет. Как он сам-то? Проходите, проходите.

Гости разделись и вышли из-под полатей на свет. Чуть впереди держался Додон, рослый, поджарый, с большим добродушным ртом, белесыми ресницами и белыми, прямыми, назад зачесанными волосами. Ефим ростом пониже, но шире в плечах, скуласт, в черной бороде, с небольшим чубом над правой бровью. Оба красные, насеченные морозным ветром, и оба возбуждены скорой ездой, приемом, жарко натопленной избой и запахами свежего печева. Додон, разминая руки, кланялся и улыбался доверчивой улыбкой, будто всех давно знал и теперь приятно встретился. Варвары уже не было за столом: Додон безотчетно глянул на дверь кухни, и оттуда с полотенцем через плечо появилась она, сама Варвара: глаза их встретились так внезапно и близко, что ни тот, ни другой не успели отвести их и обменялись долгими пытливыми взглядами. Додон со своей знакомой и доброй улыбкой протянул было руку Варваре, но она посторонилась и с холодным достоинством начала собирать со стола посуду.

Ефим, увидев строгую, задумчивую Варвару, не ждал, что она так красива, и остро позавидовал другу, но тут же в душе своей тайно обрадовал себя: «Не пойдет она за Додона. Тут небось уже вся округа сваталась. А добра деваха, ма тант алю».

Хозяин, указывая бровями на печь, вымел своих мальцов из-за стола:

— Живо. Живо. Присядьте пока, гостенечки. То да се, а в ногах какая правда. Олена, и ты бы помогла, — он опять бровями показал на кухню. — Это вот моя старшая, а Пахом ее мужик. Теперь черед за младшей. Ее тоже видели. Как сам-то? Небось все в хлопотах? Тихон-то Кузьмич.

— Кузницу присмотрел в Ирбите, — с затаенным интересом отозвался Додон и охлопал карманы своего длинного, в талию, пиджака. Алексей Сергеевич вежливо предупредил:

— Ежели курить, так милости просим. Мы не старой веры. Жгем в избе. Тихон-то Кузьмич, говоришь, в самом Ирбите выглядел? Не покупать ли?

— Да вроде купил уж. — Додон обнес открытой папиросной коробкой всех мужчин, и все прикурили от одной спички. Сам хозяин, волнуясь, не сразу поймал папиросой огонек, а после затяжки рассмотрел толстую папиросу с золотым поясочком из русской вязи «Регалия», но не понял, что это такое, и сладко облизал уже обсмоленные пахучие губы. Зять Пахом срыву набрал полный рот дыма и держал его, надеясь ароматной папиросой вытравить зубную боль. Додон курил нежадно, с паузами, из кончиков пальцев и вернулся к хорошо начатому разговору, в котором нуждался:

— Ценой долго не могли сладиться. А теперь вроде все на мази. На пять наковален кузня, — прихвастнул Додон.

— Ого, — удивился хозяин. — И когда он только успевает, родитель твой, Тихон-то Кузьмич. Торопкой.

— Да где уж успеть, Алексей Сергеич. Мудрено. Вот и метит теперь посадить меня в городскую кузницу. Сам-де командуй. Что ж, дело нехитрое. — Додон развернул перед глазами свои толстые и сильные ладони и тряхнул ими на весу. — Дело в руках бывало. Только ведь пойдут заказы, расчеты, гости, знакомства, а холостому какое доверие. И рассудили. Затем и ехал.

— Мы, Додон Тихоныч, слово помним, — он кивнул на дверь кухни: она у меня из воли не вышла. Но поговорите, познакомьтесь и все такое. А женатому человеку в делах, конечно, весу всяко больше — жена на шее. — Алексей Сергеич рассмеялся, закашлял, поперхнувшись легким непривычным табаком. Вострые глаза у него брали насквозь будущего зятя.

С кухни вышла Сергеевна, до смешного нескладная и смущенная, поклонилась гостям, а мужу сказала:

— Приглашай, отец. Милости прошу, гостенечки.

— И то, и то, — заторопился хозяин, подточив в пальцах свои усы. — С дорожки, с морозцу в самую пору.

Он пошел вперед, гости за ним. Зять Пахом остался на месте и стал вытрясать из оставленных в жестянке окурков просмоленный табак, чтобы положить на больной зуб. В горнице был накрыт стол с кипящим самоваром. Варвара, спокойная и занятая своим хозяйским делом, расставляла закуски и посуду.