Ошибка каскадера

Усатый мужчина от удивления не донес вилку до рта. Потом он как-то сразу побагровел, медленно положил вилку назад в тарелку и, навалившись животом на край стола, презрительно отчеканил:

— Вы, конечно, и развал нашей великой страны праздновали?

— Нет, не праздновал. Но слезы тоже не лил, — улыбнулся Андрей, которого уже начал забавлять этот разговор, и он даже не заметил, как за столом наступила тишина.

— А кто вы по профессии? — каким-то начальственным тоном спросил сосед.

— Актер, — продолжая улыбаться, ответил Андрей.

— А-а, актер. Ну, это все объясняет, — ядовито сказал усатик.

Андрей собирался уже ему ответить, но сидящий рядом Авик толкнул его под столом ногой, и Андрей промолчал. Когда все, кроме Авика, разошлись, Тамара сразу же набросилась на Андрея. Впервые он видел ее в таком состоянии.

— Ты знаешь, кому ты весь вечер хамил?! — орала она прямо ему в лицо. — Это директор моей школы, идиот!

— Во-первых, сначала успокойся, — спокойно ответил Андрей и, взяв ее за плечи, с силой усадил в кресло. — Во-вторых, я не хамил. Меня спросили — я ответил. А потом откуда мне было знать, что он директор твоей школы? Он представился: Александр Анатольевич, я и понятия не имел, кто он такой.

— Я тебе раньше говорила имя своего директора, — понизив голос, неуверенно сказала Тамара.

— Нет, ты называла только фамилию. И давай не будем начинать наше новое столетие скандалом, — Андрей мягко приподнял Тамару из кресла и поцеловал в губы.

— Ну правда, Томка, — вмешался Авик. — Чего из-за ерунды шум поднимать?

— А ты не лезь, когда тебя не спрашивают! — опять возмутилась Тамара.

— Все, хватит! Давайте лучше выпьем втроем за Новый год, — предложил Андрей.

— Давайте, — обрадовался Авик и разлил по бокалам оставшееся шампанское.

— Чтобы в этом столетии это был наш первый и последний спор, — сказал Андрей.

Они выпили, и Андрей, обняв Тамару и Авика, прижал их к себе.

* * *

Как и обещал Эпштейн, в мае начались репетиции спектакля. Репетиция на сцене разительно отличалась от репетиции на киноплощадке. Когда репетировался фильм, на площадке всегда находилось множество народа: режиссер-постановщик, помощник режиссера, второй режиссер, оператор, второй оператор, сценарист, осветители со своей аппаратурой, директор картины, помощник директора, гримеры, ну и, конечно, актеры.

Когда Андрей вышел на ярко освещенную сцену, его сразу поразила тишина. В затемненном зрительном зале, в третьем ряду около прохода, стоял маленький столик, на котором горела яркая лампочка, рядом с ней стоял микрофон, за столиком сидел Григорий Исаевич, за ним помреж Колокольцева, рядом с ней директор театра Синокуров. Кроме этих людей, зал был пуст.

— Ну что ж, друзья, начнем, — сказал в микрофон Эпштейн.

И репетиция началась. Еще за кулисами, давая автографы рабочим сцены, Андрей чувствовал непривычное для него волнение. Ему было только шестнадцать лет, когда он впервые вышел на киноплощадку. Чувство нервного состояния ему было тогда просто незнакомо. В своем первом фильме он провел достаточно много времени на киноплощадке, но как сценарист. И только потом стал выходить на площадку как актер. Сейчас было его первое появление на сцене как актера театра. Ему надо было выйти на сцену примерно минут через пять после начала действия, когда прозвучит импровизированный автомобильный гудок. Он смотрел из-за кулис на сцену, которая была уже заполнена почти всеми действующими лицам, слушал их диалоги и еще больше нервничал. Пару раз Эпштейн в микрофон прерывал действие, делал какие-то замечания. Один раз он вскочил с кресла, быстрым шагом подошел к сцене, несмотря на свою полноту, легко поднялся на нее по боковым ступенькам и стал что-то объяснять и показывать актрисе, играющей хозяйку Нискавуори. Когда стоящий рядом рабочий нажал на какую-то резиновую грушу, имитируя автомобильный гудок, Андрей, глубоко выдохнув, шагнул на сцену. Перед ним сидели и стояли актеры, вернее, действующие лица, которых они играли, и Андрей, сразу переключившись, стал одним из них…

Назавтра, перед следующей репетицией, Эпштейн попросил Андрея к нему в кабинет.

— Садитесь, Андрюша, — показал он Андрею на стул.

Начал свой разговор Григорий Исаевич, как всегда, с ходу, без всяких обычных любезностей.

— Как вы понимаете, я вчера после репетиции поговорил с несколькими актерами о вашей работе. Так вот, их мнение, что вы артист думающий, отличный партнер и с вами легко образуется сцепка. К этому я могу еще добавить, что у вас получается построение логики роли. Ну, все это было видно и по вашим ролям в кино. Еще, конечно, надо работать и работать над ролью, но думаю — у вас получится.

— Спасибо, Григорий Исаевич. Это приятно, что актеры так обо мне думают. И я понимаю, что мне еще надо многому учиться. Но главное — мне очень понравилась сама работа… играть на сцене… Это совсем не похоже на кино. Вы были абсолютно правы.