Ошибка каскадера

— Конечно, прав. Я считаю, что со временем вы сможете стать прекрасным театральным актером. А в театр зритель очень часто идет именно на любимого актера. Другое дело, что, становясь большими актерами, они уходят в театры к большим же режиссерам, к таким как был Товстоногов в БДТ, а сейчас Додин в своем Малом театре. Но если режиссер середняк, каковым, увы, я являюсь…

Андрей попытался запротестовать, но Эпштейн, улыбаясь успокоил его.

— Андрюша, я же не сказал, что я плохой режиссер. Нет, я совсем не плохой, у меня даже есть несколько просто отличных спектаклей, но до Додина мне все равно далеко, — развел руками Эпштейн. — Но к чему я клоню. В кино мы знаем огромное количество провальных фильмов с замечательными актерами. И наоборот — были гениальные режиссеры, снимавшие гениальные фильмы с непрофессиональными актерами. Пример тому великий французский кинорежиссер Брессон с такими фильмами, как «Дневник сельского священника» и «Наудачу, Бальтазар». Но профессиональному киноактеру кино дает огромные преимущества, которые, к сожалению, не так часто встретишь даже у очень хороших театральных актеров. Кино делает хорошего актера знаменитым и любимцем всей страны. Когда фильм становится популярным, его смотрят десятки миллионов зрителей; киноактеров узнают на улице; они не сходят с экранов телевизоров. Театрального же актера, каким бы талантливым он ни был, знают только люди, видевшие его на сцене конкретного театра, в конкретном спектакле. Ну и любители театра, конечно. Согласитесь, это, несомненно, много меньше, чем кинозрителей. Поэтому есть огромное количество блестящих и даже великих театральных актеров, снимающихся в кино. Гениальный Смоктуновский, прекрасные Янковский, Басилашвили, тот же Жженов. Список можно продолжать и продолжать. А какие есть прекраснейшие актрисы! Чурикова, Фрейндлих, Ахеджакова. И десятки других. Кстати, то, что они получают за фильм, в разы больше их театральной зарплаты.

Как-то раз после очередной репетиции Андрей, выйдя из театра и проходя через театральный дворик, услышал быстрый стук каблучков за своей спиной, а вслед за стуком — звонкий голос Любы Архиповой, исполняющей роль Илоны Алгрен — его возлюбленной по пьесе.

— Земцов, подожди!

Андрей повернулся и остановился. Люба, замедлив шаг, подошла к нему. Она была очень хороша собой: стройная, с длинными ногами, тонкой талией и очаровательным личиком, на котором удлиненные ярко-голубые глаза смотрели на него призывно и вызывающе, а сквозь слегка приоткрытые полные чувственные губы сверкали ровные жемчужины зубов.

— Ты почему от меня убегаешь? — погрозила ему пальчиком Люба.

— Извини, просто задумался.

— Послушай, Земцов, если ты не торопишься, зайдем ко мне? Я тут недалеко живу. Угощу кофе с дивным пирогом, который испекла моя мама. Мы с тобой все-таки возлюбленных играем — надо наконец интимно поговорить, узнать друг друга поближе.

— С удовольствием. И кофе, и мамин пирог — все звучит очень заманчиво.

— А я? — кокетливо спросила Люба.

— Не задавай ненужных вопросов, — наклонившись к ней, прошептал ей на ухо Андрей.

Люба удовлетворенно кивнула и, взяв его под руку, плотно прижимаясь к нему бедром, повела под арку на улицу. Затем они вышли на Невский проспект и повернули в сторону площади Восстания. Андрей любил гулять по Невскому. Кроме архитектурных достоинств проспекта, его привлекали толпы народа, праздно по нему гуляющие, среди которых было множество туристов, в том числе и иностранных. И своей неторопливостью, и беспечными лицами, и яркой одеждой народ на Невском резко отличался от людской массы на всех остальных улицах города и в общественном транспорте. Люди там, почти как один, были с довольно хмурыми лицами и, также как на подбор, были одеты мрачно и однообразно, исключая, может быть, молодежь. Не доходя до площади, они повернули на Марата и, перейдя Стремянную, вошли в парадную пятиэтажного дома, темную и резко пахнущую мочой, впрочем, как и многие другие парадные Северной столицы.

— Извини, у меня срач, — сказала Люба, пропуская его в квартиру. — Я же не ждала такого гостя.

— Не извиняйся, нормально, — ответил Андрей.

— Вот и чудненько! Устраивайся, а я пойду переоденусь.