Ошибка Клео

Будь дома Клара – та уехала в Брюссель, избежав таким образом этой бесконечной трапезы, – она наверняка пнула бы Ионаша ногой под столом: ну отец и разошелся, счастлив, что нашел дурочку, которая слушает его с раскрытым ртом.

Двадцатипятичасовой пост, предшествовавший ужину, следовало воспринимать не как покаяние, объяснял Серж, а как способ возвращения к себе. Возможность на время заглушить свою внутреннюю какофонию. Возможность осознать, что таится за нашим молчанием. Клео пролепетала извинения: она сегодня не голодала, но она ведь не знала…

Это не важно! Сегодня, за этим столом, они на равных; нет «хороших» и «плохих»; если ты полагаешь, что совершил ошибку, помни, что это не фатально, а если уверен, что совесть у тебя чиста, может быть, ты просто недостаточно хорошо подумал? Никакие религиозные власти не в состоянии исправить наши ошибки. Мы должны сделать это сами.

Клео знает, откуда взялось слово «пардон»? Его корень происходит от латинского donare, что значит «давать», и приставки с усилительным значением per. Говоря «пардон», ты просишь прощения, а прощение есть акт абсолютного самоотречения. Прощая, ты отказываешься наказывать другого за то, что он тебе сделал. Разумеется, прошлое необратимо. Никакое прощение не в силах отменить того, что уже случилось. А вот слово «Кипур» происходит от Kappar, что значит «покрывать». Покрывать, а не стирать. Прощение не означает забвения. Обиду нельзя смыть, как пятно с одежды. Но и временно «накрыть» ее прощением нельзя. Прощение – это твое решение не требовать от другого заплатить за причиненную боль. Или от себя.

Есть один потрясающий текст, который Серж хотел бы дать Клео почитать, эта…

– Эта краткая, но содержательная лекция о сущности Иом-Кипура была прочитана Сержем, – перебил его Ионаш, вызвав возмущение Клео: в кои-то веки ей рассказывали что-то интересное!

Прощаясь, Серж, ненадолго заглянув к себе в кабинет, протянул Клео лист бумаги.

Йонаш проводил ее до автобусной остановки. Они шли по улице мимо домов с балконами из коричневого оргстекла, укрытыми от посторонних взглядов рядами хвойных и лиственных деревьев. Квартал Клео понравился, как понравились ритуальные свечи и корица в мясных тефтелях. А отец Ионаша вообще потрясающий человек. Наверное, она показалась ему ужасно глупой. Ионаш сам не понимает, как ему повезло. С ним так интересно разговаривать. Она пыталась прочитать в свете фонаря листок, который он ей дал. «Если мы не удостоимся прощения… мы обречены скитаться без сил и без цели, погруженные в сумерки душевного одиночества»[8]. Он потянул ее за руку: она опоздает на последний автобус 325-го маршрута, но она сердито вырвалась: подумаешь, какое дело, пешком дойдет.

Ей не терпелось записать в дневник все, что она, как ей казалось, поняла о Иом-Кипуре. Они даже шутили как-то особенно изобретательно. Как там сказала его мать? Что дети – это симптомы родителей. Ионаш закатил глаза: это сказала не его мать, а Франсуаза Дольто, а насчет потрепать языком, так это его предки умеют, что да то да. У него вообще ощущение, что он живет в лекционном зале университета.

На следующий день отец Йонаша заявил, что Клео его «заинтриговала». Ее постоянные занятия танцем наводили его на мысль об укротительнице. Она объяснила, что ее исключительная гибкость – не только благословенный дар, но и опасность, и ей необходимо следить за собой, «усмирять» себя. То и дело загонять хищника в клетку. А как она шлепала себя по бедру, сетуя, что она слишком рыхлая! В этой девочке чувствовалась какая-то сила. И какая-то тревога.

Йонаш иногда думал, что профессия переводчика каким-то образом влияла на отца: он листал людей, как тексты, пытаясь в каждом обнаружить противоречия и скрытые смыслы. А в Клео их было хоть отбавляй.

Ионаш никогда не назвал бы ее «сильной». На уроках она шепотом задавала ему вопросы, которые не смела задать вслух. Она здоровалась с Сандрой и ее присными, хотя знала, что они ее презирают. Она как будто продолжала цепляться за детство и прямо-таки оторопела, когда Ионаш, желая ее подколоть, сказал, что один парень из выпускного класса назвал Клео «девочкой в его вкусе».

Что до вкусов самой Клео, то ее явно взволновала история родителей Йонаша – от эпопеи его польской бабки до рецепта яблочного штруделя, не говоря уже о книгах, которые ей посоветовал прочитать Серж.

Серж обвел на кухонном календаре красным кружком дату 23 июня – в этот день они всей семьей собрались пойти на выступление Клео. Мать Ионаша расхваливала Клео пользу океана для укрепления мускулатуры – она когда-нибудь была в Стране Басков? И приглашала летом поехать с ними на каникулы – домик там маленький, но она будет спать на диване. Клео ужинала с ними в пятницу – вечерняя трапеза Шаббата – и протягивала тарелку за добавкой, как будто сто лет не ела.