Я сплю, как спят руины, как спит упавшее дерево, у которого подгнили корни. Мое прошлое, если бы во сне я мог констатировать, видится мне огромным камнем стыда, навалившимся на мое бытие и растоптавшим его.
Я проснулся и долго не мог понять, где. я и что со мной. Сначала я думал, что я у своего товарища, к которому я собирался вчера. И вдруг все события вчерашних вечера и ночи встали пред мной.
Прошлое угнетало меня до такой степени сильно, что при одном воспоминании, краска заливала мое лицо. Я постарался отогнать мысли о нем. Меня пугало другое: как и встречусь с Звездочкой; как будет она смотреть на меня… Уехать я не мог, видеть Звездочку и покинуть ее было свыше моих сил. Оставаться же было продолжением пытки, издевательства над мной, и надругательством над девушкой. Эти мысли, туманные и неопределенные бродили в сонной голове моей и окончательно разбудили меня: я открыл глаза и сел: пред мной на полу стоял кувшин с молоком, черный хлеб и огурцы, а около двери чашка с водой и над неё на гвоздике висело полотенце.
В комнате было очень светло, солнечный свет наполнил ее бликами и рефлексами.
Я умылся, а так как чувствовал голод, то не отказался и от простой деревенской пищи. Выйдя в коридор, я постучал в дверь Таниной комнаты, – ответа не последовать с силой толкнул ее, она открылась, – была пуста…
Я вышел на крыльцо, сторож, похожий на Сократа, подошел ко мне и спросил меня как я почивал, а на мой вопрос об учительнице отвечал, что Татьяна Михайловна еще «гегь, геть» утром «въехали» и, что не известно куда, а когда приедут «тошно не известно».
– Так сказали, что может и на несколько дней потому что с собой чемоданчик взяли…
Было уже далеко за полдень: Сократ, как я называл, сторожа, достал мне лошадь и я, дав ему три рубля, так что на всем его лице, включая и лысину, выразилось изумление, потащился к станции К. а потом в Харьков.
Я продолжал вести образ жизни человека, у которою есть ему не нужные деньги; правда, что этих денег оставалось уже с каждым днем все меньше и меньше; дошло до г ого, что осталось несколько десятков рублей, мне надо было искать какое-нибудь дело, с этой целью я несколько раз уезжал из Харькова.
Однажды, во время одной из таких поездок мне пришлось быть в районе станции К. Я ехал телегой запряженной парой крестьянских лошаденок. Лето склонялось к осени; поля были скощены и только кое-где, следствие дождей последнего времени, оставались не свезенными кресцы хлеба.
Лошади бежали дорогой, где многочисленные телеги пробили глубокие колен. Дорога заросшая травой с верхушками оборванными непрерывной ездой. Посредине дороги трава эта густо была вымазана дегтем, капавшим с осей деревенских экипажей. Я ехал и как это часто бывает с молодыми людьми, восстановлял в своей памяти интрижки и эротические приключения недолгой жизни своей. И конечно, образ Звездочки встал моем воображении. Я вспомнил сладострастные сцены, пережитые с неё, где я был несчастливым любовником…
Сладострастные сцены, проходившие всегда с такими бурным эротическим возбуждением, но всегда имевшие неудачно плачевным финал. Сцены, заканчивавшиеся внезапным срывом всех снастей с фрегата страсти, после чего наступал полный штиль моих похотей и неутоленных желаний.
В моей душе встал образ Тани, её недоумение, её досада, её невольные слезы, какой то, его самой не осознанной вполне ясно, внутренней обиды, подсознательной женской природы, возмущавшейся в неё самым ярым образом.
Все эти воспоминания вызвали на щеках моих легкий румянец. Во мне самом это воспоминание будило мужское самолюбие; я чувствовал себя, не закончившим простого, но вместе с тем большого, важного, бросавшего тень воспоминаний на целые годы. Если бы меня спросили, хочу ли я встречи с Звездочкой, то кто бы мог поручиться мне, что мне не придется уходить, опять не выполненным покидая, то что судьба и женщина поручили совершить мне.
Я смотрел в пустынные поля, наполненные осенним прозрачным воздухом и вдруг увидел, совсем вблизи белую лошаденку, сворачивавшую, в расстоянии нескольких десятков шагов впереди нас на нашу дорогу: через несколько минут мы обгоняем крохотную тележонку, в которой я узнаю Звездочку: она раскрыла черный зонтик, от солнца еще довольно яркого в эти осенние дни.
Останавливаемся; Я искренне обрадовался; опять эта девушка показалась мне столь близкой и нужной и мне стало странно, как я мог столько дней жить, не видя её милых каштановых волос и больших немного диких серых глаз на белизне её личика. Только теперь я заметил, какие яркие и чувственные у неё губы: и всю ее я вижу другими глазами: в неё много черт, которых я и не подмечал ранее: брови слегка приподняты, как бы затаив страдание и между ними легла складка решимости.
– Вы куда…
– В Харьков, а вы…
– Тоже…