Читаем Ошима. Японский Декамерон полностью

Я сплю, как спят руины, как спит упавшее дерево, у которого подгнили корни. Мое прошлое, если бы во сне я мог констатировать, видится мне огромным камнем стыда, навалившимся на мое бытие и растоптавшим его.

Я проснулся и долго не мог понять, где. я и что со мной. Сначала я думал, что я у своего товарища, к которому я собирался вчера. И вдруг все события вчерашних вечера и ночи встали пред мной.

Прошлое угнетало меня до такой степени сильно, что при одном воспоминании, краска заливала мое лицо. Я постарался отогнать мысли о нем. Меня пугало другое: как и встречусь с Звездочкой; как будет она смотреть на меня… Уехать я не мог, видеть Звездочку и покинуть ее было свыше моих сил. Оставаться же было продолжением пытки, издевательства над мной, и надругательством над девушкой. Эти мысли, туманные и неопределенные бродили в сонной голове моей и окончательно разбудили меня: я открыл глаза и сел: пред мной на полу стоял кувшин с молоком, черный хлеб и огурцы, а около двери чашка с водой и над неё на гвоздике висело полотенце.

В комнате было очень светло, солнечный свет наполнил ее бликами и рефлексами.

Я умылся, а так как чувствовал голод, то не отказался и от простой деревенской пищи. Выйдя в коридор, я постучал в дверь Таниной комнаты, – ответа не последовать с силой толкнул ее, она открылась, – была пуста…

Я вышел на крыльцо, сторож, похожий на Сократа, подошел ко мне и спросил меня как я почивал, а на мой вопрос об учительнице отвечал, что Татьяна Михайловна еще «гегь, геть» утром «въехали» и, что не известно куда, а когда приедут «тошно не известно».

– Так сказали, что может и на несколько дней потому что с собой чемоданчик взяли…

Было уже далеко за полдень: Сократ, как я называл, сторожа, достал мне лошадь и я, дав ему три рубля, так что на всем его лице, включая и лысину, выразилось изумление, потащился к станции К. а потом в Харьков.

Я продолжал вести образ жизни человека, у которою есть ему не нужные деньги; правда, что этих денег оставалось уже с каждым днем все меньше и меньше; дошло до г ого, что осталось несколько десятков рублей, мне надо было искать какое-нибудь дело, с этой целью я несколько раз уезжал из Харькова.

Однажды, во время одной из таких поездок мне пришлось быть в районе станции К. Я ехал телегой запряженной парой крестьянских лошаденок. Лето склонялось к осени; поля были скощены и только кое-где, следствие дождей последнего времени, оставались не свезенными кресцы хлеба.

Лошади бежали дорогой, где многочисленные телеги пробили глубокие колен. Дорога заросшая травой с верхушками оборванными непрерывной ездой. Посредине дороги трава эта густо была вымазана дегтем, капавшим с осей деревенских экипажей. Я ехал и как это часто бывает с молодыми людьми, восстановлял в своей памяти интрижки и эротические приключения недолгой жизни своей. И конечно, образ Звездочки встал моем воображении. Я вспомнил сладострастные сцены, пережитые с неё, где я был несчастливым любовником…

Сладострастные сцены, проходившие всегда с такими бурным эротическим возбуждением, но всегда имевшие неудачно плачевным финал. Сцены, заканчивавшиеся внезапным срывом всех снастей с фрегата страсти, после чего наступал полный штиль моих похотей и неутоленных желаний.

В моей душе встал образ Тани, её недоумение, её досада, её невольные слезы, какой то, его самой не осознанной вполне ясно, внутренней обиды, подсознательной женской природы, возмущавшейся в неё самым ярым образом.

Все эти воспоминания вызвали на щеках моих легкий румянец. Во мне самом это воспоминание будило мужское самолюбие; я чувствовал себя, не закончившим простого, но вместе с тем большого, важного, бросавшего тень воспоминаний на целые годы. Если бы меня спросили, хочу ли я встречи с Звездочкой, то кто бы мог поручиться мне, что мне не придется уходить, опять не выполненным покидая, то что судьба и женщина поручили совершить мне.

Я смотрел в пустынные поля, наполненные осенним прозрачным воздухом и вдруг увидел, совсем вблизи белую лошаденку, сворачивавшую, в расстоянии нескольких десятков шагов впереди нас на нашу дорогу: через несколько минут мы обгоняем крохотную тележонку, в которой я узнаю Звездочку: она раскрыла черный зонтик, от солнца еще довольно яркого в эти осенние дни.

Останавливаемся; Я искренне обрадовался; опять эта девушка показалась мне столь близкой и нужной и мне стало странно, как я мог столько дней жить, не видя её милых каштановых волос и больших немного диких серых глаз на белизне её личика. Только теперь я заметил, какие яркие и чувственные у неё губы: и всю ее я вижу другими глазами: в неё много черт, которых я и не подмечал ранее: брови слегка приподняты, как бы затаив страдание и между ними легла складка решимости.

– Вы куда…

– В Харьков, а вы…

– Тоже…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии