Во второй половине сентября, в Крыму воздух становится слегка прохладным, а точнее свежем, и выйти на прогулку по утру, или в вечернее время можно не только в рубашке-безрукавке, но и в какой-нибудь накидке, у самого берега ощущается свой микроклимат: море отдает теплом, накопив шемся и за все лето. Красота морской глади непередаваема, она соединена с вечностью и не предназначена для грубых натур. Дискалюк равнодушно прислушивался к шуму прибоя. Скорее он переживал, что так неразумно вляпался, пригласив с собой эту пузатую дуру Недосягайко.
Если в Рахове у него, как у мужчины, еще были позывы к тому чтобы обнять ее и прижаться к ее телу, то здесь все это окончательно улетучилось. Морской воздух подействовал на него успокаивающее, его как бы все время тянуло ко сну, а она, наоборот, как кошка во время половой охоты, увивалась возле него, мурлыкала, а то и прямо, потеряв всякий стыд и гордость, принималась стаскивать с него одежду. Это какой-то ужас. Любое «нет» высказанное или молчаливое, воспринималось ею, как игнорирование, измена и это часто приводило ее в состоянии истерики.
Он не мог и не умел объяснить, что с ним происходит, почему она ему, как женщина, совершенно не нужна и от этого сам мучился.
Он спустился по камням к самому берегу, когда время уже близилось к обеду, и там за выступом скал, увидел обнаженную фигуру молодой женщины лет тридцати. Он кашлянул, чтобы не возвращаться назад, дама открыла один глаз, лениво взялась за край белого мохнатого полотенца и накрыла свое таинственное место. Ее стройные длинные ноги, как у греческих богинь, были слегка раздвинуты, а два шара все еще упругой груди, соблазнительно торчали сосками в небо. Копна светлых волос, раскиданных на коричневой подстилке, оттеняла высокий лоб с черной точкой посредине, как у индианки.
Дмитрий Алексеевич ускорил шаги и уже миновал, было одинокую Афродиту, как она приподняла голову и спросила:
— Извините, скажите, который час, а то я опоздаю на обед.
— Еще полчаса до обеда. А вы… не боитесь… в таком виде одна на безлюдном пляже?
— А чего, кого бояться? Бояться некого. Молодежи нет, охотников побаловаться — тоже. Одни старики да старухи, — сказала она, озаряясь сказочной улыбкой.
— Ну, глядя на вас, можно из старика превратиться в молодого, — уверенно сказал Дискалюк.
— Именно это с вами сейчас и происходит? — рассмеялась она. — Тогда садитесь. Впрочем, отвернитесь, я облачусь в мини-костюм. Но сначала нырну в воду.
И она голенькая, в чем мать родила, стрелой вонзилась в морскую гладь, исчезла под водой, а выплыла в пятидесяти метрах от берега. — Раздевайтесь и сюда, вода — прелесть!
75
Дискалюк стоял на берегу, хлопал глазами. Ему хотелось очутиться рядом с этой морской царевной, которая его все больше порабощала, но он не умел плавать и боялся воды как огня.
— Я тут… посторожу ваши вещи.
— Вещи никуда не денутся, раздевайтесь.
Слово «раздевайтесь» привело его в неописуемый трепет. Потеряв разум, он начал стаскивать с себя тонкий пуловер, расстегнул рубашку, снял туфли. Едкий пот не стираных носков шибанул в нос. Он схватил носки и зарыл их в песок. Сняв брюки, он с ужасом обнаружил, что на нем черные сатиновые трусы огромных размеров и снова подтянул брюки.
— Снимайте с себя все. Здесь никого нет. Знаете, что сказал один философ?
— Никогда не слыхал философов, — пробормотал он. — А… что они говорили, эти негодники?
— Что естественно, то не безобразно.
— Как это понять?
— Так как я, вы видите, что на мне ничего нет? А все что на мне, когда я лежу на песке, называется мини бикини.
— Вижу. А что дальше?
— Следуйте моему примеру.
— Я не так красив, чтобы показывать свое тело. Я могу показать… только кошелек.
— Он у вас пузатый?
— Да. Как я, — сказал Дискалюк.
— О, это меняет дело. Вы с женой?
— Почти, — признался он.
— С любовницей?
— Да.
— Увольте ее.
— Ради вас я готов пойти на казнь. Считайте, что она уже уволена.
— Тогда застегните ремень на брюках, наденьте рубашку, и на обед. После обеда я вас жду вон у той лестницы. Мы отправимся на рынок, и я куплю для вас всю экипировку, а то у вас, я вижу, нет элементарного. А теперь отвернитесь и перестаньте облизывать губы. Я выхожу из воды.
Она вышла, вытерла тело полотенцем и надела пляжный костюм, распространяя вокруг себя неведомый аромат духов.
Дмитрий Алексеевич пошарил по карманам, извлек двести долларов, отдал незнакомке и сказал:
— Сходите одна. Берите самые большие размеры, какие там есть, а я за это время отправлю свою знакомую в другой синаторий.
— Санаторий, грамотей. А в какой?
— Тут есть один для престарелых, «Пик коммунизма» кажется; можно достать ей путевку.
Дмитрий Алексеевич тут же бросился в санаторий для престарелых, и купил Тоне Недосяягайко одноместный номер сроком на 24 дня. С этой путевкой он примчался к обеду, где за столом уже сидела его «возлюбленная» и все время посматривала на себя в зеркало, любуясь своей хаотической прической.
— Положение номер один, — сказал Дискалюк, присаживаясь и громко дыша, будто он бежал целых десять километров, преследуемый кредиторами.