И сейчас, когда ее Митрик пил кофе, сладко причмокивая, она любовалась тремя волосинками на его коричневой макушке и думала, что такие могли быть только у Ленина. Негодники — парикмахеры сбрили их, видимо, у вождя мировой революции.
— Ты не вздумай сбрить свои волосинки на макушке, — сказала вдруг она, и глаза ее налились радостью. — Я еще не видела, чтобы у мужчины на совершенно гладкой коричневой макушке были три черные волосинки. Возможно, только у Ильича это могло быть.
Митрик улыбнулся. Лесть была хоть и не профессиональная, но приятная.
— Еще чашку, — потребовал он. В это время раздался звонок на входной двери. — Пойди, посмотри, кто там, кто смеет трезвонить в такую рань.
Марунька побежала, как угорелая, а вернулась с признаками разочарования на лице.
— Жаржицкий какой-то стоит на ступеньках. Я сказала, что ты в ванной, не скоро
— Да что ты наделала, а? Ох, ты Боже ты мой! — завопил Митрий так что Марунька начала дрожать, и уже собралась, было, вернуться к непрошеному гостю, но Дискалюк, как был с чашкой в руке, так и бросился к выходу.
— Тысячу извинений Виктор Дрезинович…
— Дмитриевич, мы уже обсудили этот вопрос, — сказал Жардицкий.
— Тысячу извинений, Виктор Дмитриевич, произошло недоразумение, не обессудьте. Заходите, мой дорогой. У нас легкий завтрак. Перекусим и займемся делами, а то и у меня можем обсудить глобальные вопросы.
— Не мешало бы.
21
Марунька извинялась перед дорогим гостем за то, что в прихожей недостаточно тепло, что нет больше мужских тапочек и гостью придется в носках топать по ворсистому ковру, за то, что переполненный шкап и пальто придется повесить на гвоздик и за многое многое другое, пока тот не стал морщиться и изображать трагическую мину на лице.
— Перестань, не мешай нам, — сказал, наконец, Митрий, и только после этого Марунька отправилась в спальню убирать кровать.
Жардицкий снял пальто и обувь, а потом прошел на кухню. Дискалюк испытующе смотрел на него. Тот скалил зубы, хитро улыбался и выжидал.
— Почему не сказал, с какой миссией пожаловал от имени Павла Лазаренко? Мы же, сколько вместе провели? целых три дня.
— Я хотел, чтоб ты услышал по радио. А оно уже передает со вчерашнего вечера. Это голос Киева, это тебе не бабьи сплетни. Радио передало, что…
— Да мы уже слышали. Но что можно сказать? тут и ложь, и правда одновременно. Но лжи больше. Действительно, я с вами уже встречался, но не как с кандидатом в депутаты, а как с бизнесменом, банкиром, представителем премьер министра.
— Я любитель неожиданных решений, иногда даже шокирующих решений. Скажи, ты обрадовался, когда услышал сообщение по радио, что мы уже встречались с тобой? Это сообщение ведь прозвучало на всю страну, не так ли? У тебя теперь, если я одержу победу на выборах, а ты должен сделать все, возможное и невозможное, чтобы я победил, будет свой человек в Верховной Раде. Разве это не радостная новость?
— Да, действительно, Ревдитович, извиняюсь, Дмитриевич, вы правы, от черт, вот что значит столичный прохвост. Это не то, что мы тут серые медведи. Но нужна ваша биография, — сказал Дискалюк. — И соперник вам тоже нужен. Выборы должны пройти на альтернативной основе. А соперника я вам найду. Им, пожалуй, станет единственный еврей из Бычкова, сапожник по профессии Мосиондз. Он хромает на левую ногу и шепелявит. Уже пять лет носит одни и те же брюки. Они-то и создают вокруг него специфический запах. Он для вас слабый конкурент.
— Гениально… мудро, — залепетал Жардицкий. — А вы, я вижу, не такой простой, как кажетесь на первый взгляд. В этой лысой тыкве есть, что-то такое, чему можно позавидовать. Гм, просто превосходно. Исход выборов можно предугадать, не так ли? А мне это как раз и нужно. Я должен вернуться в Киев депутатом, во что бы то ни стало.
— Вы уже депутат. Я могу пожать вам руку и поздравить с победой.
— Мне кажется, этот вариант при коммунистах годился, а теперь надо хоть видимость выборов создать, иначе могут быть неприятности. А мне это не нужно. Это же Киев, понимаете? У нас, в Киеве, и сейчас коммунисты заседают в парламенте и это самая большая по количеству фракция. Они хоть и дундуки все до единого, но кричат больше всех и громче всех. А когда это не действует, они берутся за руки и поют: вставай проклятьем заклейменный… Им только дай, хоть малейший повод. Драку устроят.
— Что ж! коммунисты всегда дрались и…, — сказал Дискалюк и осекся, — всегда выигрывали. А выборы мы сделаем не только для видимости, а настоящие. Только накарябайте свою автобиографию хотя бы в общих чертах. Я отдам в редакцию газеты «Зоря Раховщины» там ее доведут до ума и распечатают. — Дискалюк тут же снял трубку и… — Семен Семенович! срочно образуй исберком. Внедри туда Кобылко Селивана, Спринчака Федота, Соломко Ярослава. Кобылко председателем сделай. Нам надо запустить компанию по выборам в Верховную Раду товарища Жардицкого Виктора и сапожника Мосиондза Рувима Янкелевича. Давай, действуй. А, подожди! Встречу надо назначить с кандидатами в депутаты… к концу недели. Все. Я скоро буду.