Осиное гнездо

В небольшом садике, на скамейке, спиной к нему сидела сгорбленная седая старуха. Она периодически охала, покашливала, сплевывала и громко стреляла, не обращая внимания на птичек, которые взлетали при этом, переполошившись.

— Здравствуй, мама, — произнес он, присаживаясь на скамейку рядом с ней и прижимая ее горб к своему могучему телу. Она вздрогнула, повернула свои седины и заморгала потухшими подслеповатыми глазами.

— Это ты, сынок? Не ожидала. Уже думала: забыл совсем. Сколько раз ты проезжаешь мимо, хоть раз бы заглянул, может, я лежу в кровати, встать не могу. Ты решил навестить меня? вот спасибо. Я так одинока. В этом мире так одиноко и так скучно, и я все время прошу у Бога смерти, но видать, грешная я, потому что Бог не слышит меня и не внемлет моим просьбам. Дочка Пальмира не так далеко живет, на выезде из Бычкова, но не приходит проведать меня, забыла совсем. Поезжай, пристыди ее, сынок.

— Чего тебе не хватает, мама, только скажи, все у тебя будет.

— У меня все есть, слава Богу, и даже редко когда болит что-то. Только одиночество мучает, душа болит. Вас мне не хватает. А вы все так заняты и не вспоминаете про меня, я точно знаю. А кому нужен старый немощный человек? Никому. Даже смерть за ним идет неохотно.

— Зачем так пессимистично, мама?

— Затем, сынок, что и твой час вскоре наступит, и ты должен знать это и готовиться к нему. Это наша земная участь. Правда, есть счастливчики, которые угасают быстро, как только жизнь для них становится сплошным мучением.

— Я виноват перед тобой, мама. У меня работы много. Но знай: твой сын — обеспеченный человек. Если хочешь, у тебя будут служанки — домработницы, они все будут делать, что ты им велишь.

— Нет, сынок. Восемьдесят лет прожила без служанок, и остаток жизни проживу без них. Ты только, когда будешь ехать домой, загляни к Пальмире, пристыди ее немножко. Что — й это она про мать забыла совсем? Ну, поезжай, у тебя делов много — премного. Они тебя зовут, и ты иди, занимайся ими. А я как-нибудь… хотя, я все же скажу тебе напоследок, могет больше не увидимся в живых. Пальмира… она сучка хорошая, о матери не думает, но ты-то, почто ты построил мне клетушку и забыл о матери. Мне не доллалы твои не нужны, мне ты нужен. Почему не взял меня к себе в Рахов, я бы с твоей Марунькой последние дни коротала и тебя видела хотя бы через день. Ну да ладно, иди, пристыди Пальмиру, а то соседи тешатся: мол, какая мать, такие и дети, ни у кого стыда не было и нет.

30

С нехорошим чувством он направлялся к родной сестре Пальмире, чувствуя, что она ненавидит его, а если и нет ярко выраженной ненависти, то и любви, даже видимости любви к брату явно нет и уже довольно давно.

«Почему? что я сделал ей такого, что она терпеть меня не может? Зависть, должно быть мучает ее ущербную душу: брат достиг определенных общественных успехов, а она осталась никем незамеченная, никто ее не оценил. И замуж она вышла просто лишь потому, что боялась остаться старой, никем невостребованной девой. Экая кусачая эта зависть. Даже анонимные письма на меня строчила Брежневу, а затем и Горбачеву. Мне ее почерк хорошо знаком. Мать стыдила на людях, но бесполезно».

Машина въехала в село Луг, самое теплое место на Раховщине, миновала полуразрушенную в период наводнения школу, которую не успели отремонтировать, хотя деньги на ее реконструкцию выделили немалые, и за первым поворотом, он притормозил прямо напротив дома сестры. Собака с мятым хвостом не преставала тявкать, подчеркивая свою неприязнь оскалом хищных зубов и приседая, как бы готовилась к прыжку на чужого опасного, непрошеного гостя. Цепь на ней была довольно длинная, пришлось вооружаться первой попавшейся палкой, совать в рот собаке, иначе не пройдешь к крыльцу дома. Собака яростно грызла палку, так что кровь хлынула у нее изо рта. На собачий лай ленивой походкой вышел муж Пальмиры Иван и насупившись, прорычал:

— Убери палку и сунь ее себе в задний проход, а собаку мою не травмируй. Что за человек, а еще глава района! Наверное, всем палки суешь в рот.

— Ему только собак травить, — вышла в халате Пальмира с седыми волосами на голове, повязанными выгоревшим платком.

— Здравствуй, сестрица! Что ты, когда я прихожу, всегда не в настроении? И Ивана против меня настраиваешь, должно быть. Я же к тебе с открытой душой и чистым сердцем. Ты, Ваня, не слушай ее, я не такой плохой, как она тебе внушает.

— Закрой поддувало, нечего запускать агитацию, будоражить чужую семью. А я… всегда такая. Жизнь меня такой сделала. И ты приложил к этому немало усилий. Зачем пожаловал? говори или чеши, откель появился.

— Привет от матери передать пришел. Оскорбил тебя своим появлением? А мать ты забыла совсем. Нехорошо это…