Осиное гнездо

Ближе к обеду он совершил небольшую прогулку по этажам, чтобы размяться, и глаза его были поражены обилием плакатов с выражением соболезнований. А в конце текста стояли, как правило, неразборчивые подписи. На самом верхнем этаже распевали частушки погребального содержания с потусторонней мелодией. Он не поднялся туда, слишком угнетающими были частушки. В это самое время, когда он изучал обстановку на местности, в его кабинете загромыхал телефон правительственной связи. Он звенел так громко, что Леся встала со своего мягкого кресла, вошла в кабинет шефа и подняла трубку.

— Ето кто говорит, и куда я попал? — раздался писклявый голосочек с Олимпа.

— Это Леся, личный секретарь Дискалюка.

— Передайте, нет, запишите, понимаешь, шо звонил Тонконожко Савва Сатурнович со с кабинета господина Вопиющенко, премьер-министра, понимаешь; так, значит, понимаешь, пущай — кося он, тут же, немедля, как только появится, перезвонит мине, Савве Тонконожко, и шо, если не смогет дозвониться, пущай собираеть манатки и айда у Киев по срочному пре срочному делу. Это я говорю вам, Тонконожко из администрации пана Вопиющенко. Ась? Он уже пришел и может взять трубку, ну вот видите, как хорошо.

— Савва Сатурнович, дорогой! Как давно я вас не слышал, — пропел Дискалюк, а кивком головы подал знак, что Леся может быть свободна. Но она ушла, неплотно прикрыв за собой дверь. Все, что говорил ее шеф, она слышала, и это было совершенно не интересно. — Я — доктор экономических наук? Правда, что ли? О, это … как бы выразиться? очень и очень хорошо. Обязательно приеду. Отблагодарить соответствующих товарищей? Что вы, за этим дело не станет. Савва Сатурнович, мне бы еще миллионов десять; подбросьте, а? Для чего? Последствия наводнения. Оказалось, что дамб надо сооружать в два раза больше, чем предполагалось. Все будет решаться у вас в следующий понедельник? В четверг? Я успею, конечно, успею. Как всегда, спасибо.

— Шо у тебе такой голос, понимаешь, не бодрый, не раскатистый как обычно? горе какое тебя опутало, лес отказались у тебя покупать, али, гы-гы-гы, подружка к другому, более молодому переметнулась, ядрена вошь? Ты уж говори, как есть, шоб я знал и был морально готов, к утехе надо подготовиться, как следовает, выпивон хороший устроить, и так далее, понимаешь.

— Савва Сатурнович, дорогой! горе у меня, конечно горе, де еще какое! я с великим мужеством, можно сказать, его выношу. И сотрудники меня морально поддерживают. У меня второй сын погиб. Спровоцировали автокатастрофу, но, если быть совершенно объективным, то в большей степени он сам и виноват. Выпили ребята в компании, конечно, он сел за руль, разогнался, тут девочка выбежала на проезжую часть, может, ее подослали, ну и он в это время сильно вывернул руль, а машина скоростная — и в угол здания… здание мы уже отремонтировали, а вот сына спасти не удалось. Я думаю, что здесь имеет место недостаток в воспитании. Я на работе, от темна до темна. Тружусь на благо трудящихся. А семье некогда уделять внимание. Что — что? Медалью за мужество? Спасибо, дорогой. Что привезти, кроме … хрустящих, ничего? Ладно, на месте разберемся.

40

С самого утра начались звонки. Они поступали отовсюду. Даже одна представительная дама слезно умоляла оказать помощь ее внучке, которая сейчас находится в родильном отделении и никак не может разрешиться, а врачи разводят руками, многозначительно переглядываются, дают понять, что ей солидной даме, заслуженному работнику культуры не мешало бы позолотить им ручку.

Дмитрий Алексеевич со злости бросил трубку, поднял злые глаза кверху и увидел перед собой своего секретаря, которая тут же доложила, что в приемной сидит Анастасия Ивановна.

— Зови! — произнес он несколько громче обычного и постарался прикрыть лицо ладонью правой руки, дабы не увидела Леся, что он слегка покраснел.

Ася вошла величественной походкой с грустью в красивых глазах, слегка улыбнулась уголками губ и произнесла:

— Примите мои соболезнования, Дмитрий Алексеевич! Перенести все это очень, очень трудно, но при этом надо помнить, что жизнь продолжается. Казнить себя, находиться в постоянном нервном напряжении… все равно уже ничем не поможешь, ребенка не вернешь.

— Вы… я вас так давно не видел. Что вы делали все это время?

— Я получала заграничный паспорт. На это ушла неделя. Потратила немного денег, где-то сто пятьдесят долларов, а остальные у меня в сумке: я принесла их обратно.

— Оставьте деньги себе, я вам их п одарил, мы уже, кажется, говорили на эту тему, зачем возвращаться снова к этому вопросу?

— Но, Дмитрий Алексеевич, просто так, ни с сего, ни с того, я не могу принять такую сумму, поймите меня. Лучше скажите…