Осиное гнездо

Картины прошлого, подобно ускоренной прокрутке киноленты, сами плыли перед ней. Вот ей девятнадцать лет, и она выходит замуж. На свадьбе много гостей. Она на всех смотрит ласковыми глазами, но никого не видит, кроме своего Митрика, высокого, стройного, худого, который, то и дело, норовит просунуть руку под длинное венчальное платье и ухватить ее за голое колено. И она крепче прижимается к нему, а когда он у цели, сладкая дрожь опоясывает низ живота и застывает где-то в глубине того самого места. Наконец, гости расходятся, и Митрик, на глазах ее родителей, берет ее на руки и уносит в спальню, где с ней делает то, чего она всю свою юность с тайным страхом и интересом ждала. Ради этого момента все и затевалось, это их сблизило, породнило и на целых пять лет сделало их единым целым. Где теперь этот Митрик, куда подевался, соколик? Тот, что был здесь недавно с черпалкой и хотел вылить на нее холодную воду, это совсем другой человек, а тот, Митрик, давно умер, или родился заново и стал таким трудным, если не гадким человеком от которого кругом одни беды.

Рая вернулась через двадцать минут, принесла лекарства, целый мешочек, но матери, хоть она и температурила, надо было дать поесть, поскольку организм ее был истощен голодом.

— Воды! — просила она, и дочь открывала бутылку с минеральной водой.

— Дочка, сделай мне бутерброд с икрой, если она еще осталась там.

Рая побежала на кухню, отец намазывал ломтик хлеба маслом, готовясь выскребать последние икринки из небольшой консервной баночки, но Рая выхватила у него из рук кусок хлеба, сама выскребла икру, и отнесла бутерброд матери. Она уселась у ее ног, и сама стала вытирать заблестевшие глаза чистым платком.

— Не торопись замуж, дочка, — вдруг изрекла мать едва слышно. — Видишь, что со мной творится. Если бы я была одна, наверняка мне не пришлось бы столько пережить. Единственная радость от замужества — дети. Но и с детьми у меня не вышло: оба сыночка ушли раньше матери и поэтому я жить не хочу. Одна ты у меня осталась. Постарайся сделать так, чтоб твоя судьба не была схожа с моей. Выходи за простого парня, гораздо старше себя, чтоб он тебя всегда любил, считал тебя молодой и не искал утешение на стороне. Мы, бабы, рано стареем, и мужики при нас крутятся петухами, все время поворачивая голову то влево, то вправо, не мелькнет ли где юбка перед глазами.

— Папа — поганый мужик, правда, мама?

— Во всем виновата та, жена Ганича, а может и не она, возможно, он сам ее преследует, он ведь начальник ее мужа. Но не в этом корень зла.

— А в чем, мама?

— У нас слишком мала разница в возрасте. Мне уже давно ничего не нужно, а он мужик еще хоть куда, вот он и глядит на сторону.

— Как давно это началось, мама?

— Лет десять назад.

— И ты все это время переживала?

— Конечно, не радовалась, а потом гибель Икки и Романа… — у нее снова потекли слезы из глаз. — Ты вот что, доченька… похорони меня рядом с Романом, я с ним буду пять столетий лежать, пока не превращусь в пыль.

— Мама, о чем ты говоришь? — сквозь слезы спросила Рая. — Пока я не выйду замуж, ты не можешь умереть. Слышишь, мама?

— Мне тяжело и скучно жить, я хочу к ним, к своим сыновьям. Ты останешься вместо меня. Ты будешь хорошей хозяйкой, и изредка будешь навещать меня.

Было два часа ночи. Дмитрий Алексеевич храпел, полулежа в кресле, а дочь, с какой-то брезгливой ненавистью смотрела на отца, обходя его осторожно, чтоб не задеть, не разбудить, ибо если бы он проснулся, она наговорила бы ему много обидных слов.

«Проклятые мужики, все они такие. Кобели, одним словом. А этой дылде Асе я глаза выцарапаю. Мне бы только увидеть ее. Ишь, присосаться хочет, при живой-то жене. Я ни за что не буду выходить замуж. Гулять стану, нервы мужикам портить, а потом подхвачу себе какого-нибудь богатого старичка, типа моего папочки, и он у меня будет крутиться, как веретено. Эта Ася, видать, не такая уж и дура. Если этот хорек, муж, ее не устраивает, могла бы и молодого подцепить, так нет, к старику прилипла, а точнее, к его деньгам. Я выскажу ей все, обязательно выскажу… все, что думаю о ней».

Она еще раз вернулась в спальню, и ей показалось, что мать спит. Только после этого она ушла в свою комнату и легла.

В десять утра пришли врачи, группа врачей. После предварительного осмотра был поставлен диагноз: воспаление геморроидальных узлов и мочевого пузыря.

— Вот причина высокой температуры, — сказал главный врач Раховской больницы Хвостик.

— Ее надо готовить к операции, — подтвердил старший терапевт Мозоль.

— Послушайте, вы случайно не ветеринар? Или у вашей супруги недавно был геморрой? Моя мамочка попала под дождь, промокла, у нее не было с собой зонта. Она простыла и у нее высокая температура, должно быть воспаление легких, какой тут может быть геморрой? Я не медик и то знаю, какой у нее может быть диагноз.

— Какой? ну-кось скажите, девушка. Это оченно интересно, — произнес терапевт, расширяя зрачки водянистых глаз.

— Двустороннее воспаление легких, вы что — глухой? Я уже сказала, — ответила Рая. — И колоть ее надо пенициллином.