Осиное гнездо

«Уже иностранцы за нас берутся, — продолжал он размышлять с некоторым страхом. — Вон Павел Лазаренко скрылся в Америке со своими миллионами, в надежде обосноваться там, уже и особняк купил за сорок миллионов долларов. Так американцы за решетку его посадили и по всей вероятности судить будут. Надо и мне осторожно с этим лесом. У меня уже восемьсот миллионов, как у Лазаренко. А Жардицкий, наш депутат? Они, эти американцы, хотят, чтобы мы жили по демократичным законам, как у них. Не получится, шиш. Сначала разбогатеем, а потом начнем принимать демократические законы. Хорошо им там, в демократию играть, да законы соблюдать. Народ работает, выпускает качественную продукцию, исправно платит налоги, а у нас что? лодырь на лодыре сидит и лодырем погоняет. А если что и выпускают, то качество на уровне двенадцатого века. А потом все потихоньку прибирают, вернее, подбирают все, что плохо лежит. Я с собой на тот свет ничего не возьму, детям останется, а дети оставят внукам. Побольше богатых отцов, побольше богатых дедушек и, глядишь, вся страна богатой станет».

Он всегда находил, чем себя успокоить. Теперь после похорон жены, когда у него определились отношения с Асей, он все чаще подумывал о том, что хорошо бы бросить свою должность, перестать накапливать деньги и переселиться в Испанию, пожить лет двадцать вместе с молодой женой и насладиться жизнью на старости лет. Всех денег не заработаешь, а того, что у них с Асей теперь есть, хватит на сто лет вперед. «Вот еще последний миллион долларов прихвачу и уеду», подумал он мимоходом, но эта мысль так понравилась, что он прибегал к ней всякий раз, когда думал о себе или об Асе.

61

В Осином гнезде стали зарождаться нехорошие слухи о том, что, дескать, эта красивая юная волчица, не зря ушла от Ганича, скромного, работящего и не пьющего мужчины. Возможно, она, каким-то образом отравила Марию Петровну и в скором времени Дмитрий Алексеевич устроит пышную свадьбу. То-то будет смеху, ведь он рядом с ней — пугало огородное.

Любой слушок перерастал в слух, слух становился новостью, а новость не вмещалась в мозгах обитателей Осиного гнезда и выползала наружу. Первой, кто выпустил воробья из клетки, была госпожа Дурнишак. Она не могла не поделиться новостью со своей школьной подругой Параболой, как прозвали Оксану Петровну Балаболко, которая до сих пор работала в школе в младших классах. Преисполненная гордости Парабола, рассказала учителям, а потом поделилась на рынке с продавщицей семечек, и этого было вполне достаточно, чтобы новость о связи «президента» с женой своего зама, некой Анастасией Ивановной, пришлой москальке, охватила обитателей всего города.

Однажды, когда он вернулся домой, дочь стояла вся в слезах перед портретом матери. Она фыркнула, как только отец открыл дверь, и убежала в свою комнату.

Дмитрий Алексеевич разделся и собрался пройти в ванную, но услышал всхлипывание в девичьей, зашел в спальню не то встревоженный, не то испуганный.

— Что произошло с вами, Раиса Дмитриевна? — спросил он великосветским языком, как любила выражаться его дочь, которая активно теперь готовилась стать студенткой университета в Мадриде, или Париже. Всхлипывания прервались, но Рая не встала, чтобы чмокнуть отца в щеку, как это было раньше. Он постучал пальцем о косяк двери. Никакой реакции. Он постучал повторно и дернул закрай одеяла: Рая лежала на диване, уткнув личико в подушку.

— Ты что — поссорилась со своим молодым человеком? Ну-ка признавайся отцу. Я ему накостыляю. Бросить дочь такого знаменитого человека, да как это можно?

— Мне никто не нужен. Я всех мужиков ненавижу после того, как мать умерла, — заявила она, не поворачивая головки и не глядя на отца.

— А причем тут мать? Срок пришел — она умерла. Продлить ее жизнь было не в наших силах, — сказал отец, садясь на диван у ног дочери и гладя ее по плечу.

— Она умерла раньше времени и в этом виноват ты, вернее эта сучка, как ее — Ася. Я ей глаза выцарапаю, как только увижу ее.

— Анастасия Ивановна здесь ни причем, уверяю тебя. … Она не так плоха, как ты думаешь. Ты ее просто не знаешь, в этом вся проблема.

— Ты женишься на ней?

— Кто тебе сказал об этом?

— Люди говорят. Да я и сама догадывалась.

Рая поднялась, вытерла глаза влажным платком и уставилась на отца глазами, полными упрека и осуждения.

— Я собирался поговорить с тобой на эту тему, но не сейчас, но коль ты такая догадливая…

— Я не желаю о ней слышать, папа. Или ты хочешь и меня загнать в могилу в мои годы?

— Откуда у тебя такие нехорошие мысли, дочка?