Осиное гнездо

— Похоже, жизнь не удалась… она омманула меня. Сейчас… полный крах. Если что произойдет с тобой, я останусь один. Но ты все равно уйдешь: у тебя будет муж, а я так… в стороне. И вы с мужем будете ждать, а когда же уйдет с дороги этот скверный старик. Деньги… они зло, омман, они есть, а счастья все равно нет… и не было никогда, я тебе первой признаюсь в этом. А что касается Аси… Может, эта Ася и вправду не ко мне, а к деньгам моим тянется. Ты, поди, да спроси ее, но рази она правду скажет? … А что касаемо матери, Ася здесь ни причем, клянусь тебе честью отца. Она, как узнала, что мать умерла, тут же сбежала… В Испании она сейчас за нашим домом смотрит. Я думал и тебя туда послать, но ты, как раненая волчица, выпускаешь когти и обнажаешь клыки при одной мысли о ней. Я еще ни разу не произнес ее имя в твоем присутствии, а ты уже к кровавой мести рвешься. Я не могу ее потерять. И тебя я не могу потерять, ты у меня — единственная. Кто нас рассудит? Бог? У Бога слишком много таких, как мы.

— Папа… еще не прошло и сорок дней — что люди скажут, ты подумал об этом?

— Я брошу эту работу, и мы все уедем в Испанию, и… там станем жить. У нас восемьсот миллионов долларов и если ты будешь умницей, они все достанутся тебе… после нас с… Асей. А если ты не согласна, то триста миллионов я немедленно переведу на твое имя. Этого хватит тебе, твоим детям и внукам.

— Выпей ерша, папа, — сказала Рая, наливая коньяк в бокал, и разбавляя его шампанским. Она и сама налила себе полный бокал, опрокинула его залпом, как изголодавшийся по спиртному мужик, а потом протянула руку за бутербродом с икрой.

— Еще по одному, — предложил отец, немного повеселев.

— Была, ни была! Где наше не пропадало, — согласилась Рая. — А теперь я тебе спляшу. Ты хочешь посмотреть, как твоя дочь танцует.

— Не откажусь.

— Тогда еще по одной!

Но этот бокал она только пригубила. Достав кассету, она включила магнитофон, приняла исходное положение и, пропустив первые аккорды, пустилась в неистовый пляс. Здесь были и национальные танцы, и русские классические, и современные молодежные. Она следовала за музыкой, записанной на магнитофонной кассете.

— Да, не зря ты посещала танцевальный кружок, — промолвил отец, но Рая его не слышала.

Последний танец изображал смерть матери. Возможно, из-за этого последнего танца, она и затеяла все это. Отец уже собирался, было аплодировать, но она посмотрела на него уничтожающе и начала медленно опускаться на колени, а потом и вовсе приняла лежачее положение, скрестив руки на груди. В таком положении с закрытыми, полузакрытыми глазами, пролежала несколько минут, а затем резко встала, убежала к себе в комнату и разрыдалась в подушку на убранном диване.

Отец с трудом поднялся и, шатаясь, направился в комнату дочери. Он резко открыл дверь и остановился, словно замер.

— Поплачь, дочка, это полезно, — процедил он как бы сквозь сон.

Рая не слышала его голоса, не чувствовала его присутствия. Ей было так страшно и одиноко в этом шумном, многолюдном мире, где так много друзей и подруг, но все они вместе взятые не могли заполнить ту пустоту, которая образовалась в ее душе после ухода матери.

— Теперь я буду ходить к тебе, мамочка, каждый день, как ты ходила к моим братьям и носить тебе не только цветы, но и пищу. Я, пожалуй, хочу к тебе, мамочка, потому что только там и есть настоящий, вечный покой, а здесь одна маета.

Было два часа ночи. Рая так и заснула, не раздеваясь, а отец сидел за столом в одиночестве, потягивал коньяк с шампанским, скрипел зубами и напевал мелодии песен юности, не раскрывая рта. Свет ярко горел во всех комнатах. Это был единственный дом в Рахове, не погрузившийся в ночную мглу. Он жил. Но какой жизнью? Никто из сограждан не знал: все в это время видели сны.

63

Дмитрий Алексеевич избегал разговора с дочерью по поводу семейных дел и своих планов бросить все и уехать в Испанию, чтобы жить с молодой женой. Рая тоже молчала. Ей стало казаться, что отец начал забывать об этой коварной виновнице всех их бед. Она уже разыскала домработницу Жужику, вменила ей в обязанности не только убирать дом, но и готовить пищу, покупать продукты на рынке. Жизнь постепенно стала входить в нормальную колею. Отец аккуратно являлся домой всегда трезвый, подтянутый с мажорной улыбкой на лице.

Между тем Дмитрий Алексеевич, соблюдая, глубокую конспирацию, как истинный марксист, делал свое дело. Регулярно, дважды в неделю, звонил в Испанию, общался с Асей по телефону, докладывая ей о проделанной работе в связи с получением паспорта, гражданства, а также свидетельства о разводе. Каждый раз он настоятельно предлагал ей приехать в Рахов, хоть на несколько дней, чтоб зарегистрировать брак, а потом обещал отпустить ее снова, или они втроем, он, она и Рая, поедут в эту солнечную страну. Но всякий раз Ася находила убедительную причину отказа от этого несколько поспешного шага и предлагала перенести регистрацию брака на апрель, в крайнем случае, на март месяц следующего 2001 года. Лучше всего на восьмое марта, чтоб у нее получился двойной праздник.