Оскол(СИ)

Машинально листая брошюру, я увидел знакомые по комендантской службе схемы построений.

- Могу не справиться - дело малознакомое и непонятное.

Берендеев показал взглядом на книжицу.

"Памятка командиру, привлеченному для несения кордонно-заградительных мероприятий спецкомендатуры г. Ленинграда" значилось на титуле.

- Ничего, что ты не в силах выполнить, тебе не поручат, - чуть насмешливо сказал он. - Всеми подземельями и крысами занимаются специально подготовленные люди. Но им нужно обеспечить секретность. Раз уж ты попал в струю и не "ссыпался", то можешь заменить Агафонова.

- Что я должен делать?

- Держать, как говорится, и не пущщать. Ничего нового. Сейчас отметишься в опер-секретной части, дашь подписку о неразглашении. И сразу на Пискаревку - там "горит". Ну, а после - инструктаж по всей форме, допуск оформим...

Берендеев рывком поднялся и, схватившись за створку окна, закричал во двор:

- Буран, ко мне! Бегом, мать твою казахскую!

Майор сунул мне ордер, заставил расписаться в потрепанном журнале, после чего вручил его неслышно подошедшему Бурану Бейсенову и велел отправляться на Пискаревку.

Бейсенова я знал как агафоновского сержанта. Темная лошадка. Но боец храбрый и стрелок замечательный, даже в свободные минуты не расстается с автоматом. Сидит, разбирает по винтикам, смазывает. А вот, что у него в мозгах, только казахский бог его ведает.

Буран открыл дверь, и мы вышли на заставленную машинами площадку.

В этот раз вместо раздолбанной "полуторки" нам дали автобус, да еще с капитаном впридачу. Капитан здорово смахивал на фрица, хотя звался Максим Кириллович Ганчев, а приземистый темно-зеленый автобус, маскирующийся под обычную радиоустановку, был напичкан полуфантастическими механизмами.

Бойцов, какими предстояло мне командовать, после короткого знакомства "принял" Бейсенов, и сейчас они расположились на задних сидениях, обсуждая что-то из области сравнительной анатомии. Полутемень заполнилась некими движениями, которые обозначали границы женских форм под ползающий аморальный шепоток. Обернувшись, я приказал вынуть диски, чтобы на колдобинах очередь из "ППШ" не подрезала кого-нибудь.

"Завод ультра-акустического оборудования имени Щорса", - прочитал я на табличке, закрепленной у станины диковинного орудия.

- Уже серийный образец! - с воодушевлением радовался Ганчев. - Пять тысяч дэц и без рассеивания!

Я машинально кивнул, продолжая рассматривать пушку. Литой керамический ствол, шесть зарядов-цилиндров во вращающемся барабане, и длинный гвоздь, направленный в бороду проводов. Он был, по всей видимости, спусковым механизмом.

- Заводские сразу ломаются, - перехватил мой взгляд Ганчев, - гвоздь вернее.

- А это вообще что? - спросил я.

Капитан улыбнулся.

- Как что? Вакуумная пушка с электрозвуковыми зарядами. На случай, если экран-поглотитель не выдержит.

- Экран что?

Тут Бейсенов наклонился к Ганчеву и быстро зашептал что-то на ухо. Капитан вскинул рыжие брови. Казах в ответ щелкнул языком, закатывая глаза.

- Угу, - сказал Ганчев. - Тэк-с... В общем, тебе, "комендатура", это не пригодится. Ваша задача - охранять место от посторонних, в особенности от штатских. Пропускать только по пропускам. И задерживать все, что движется. У Берендея тебя инструктировали?

- Так точно. В общих чертах, правда.

- Вот и хорошо. Служба тебе знакома, а если какие непредусмотренные ситуации проявятся - считай их загадочными явлениями природы. Для чего и приборы предусмотрены, - Ганчев хлопнул по стволу орудия, - соответствующие.

Замолчав, он словно прилип к окну.

Вскоре прибыли - капитан затарабанил в железную переборку, отделяющую водителя.

Мы высыпали из автобуса.

Бойцов я расставил между Меньшиковским проспектом и забором детского сада, как того требовал Ганчев. Местность оказалось очень неуютная. Слева и справа - больницы, а впереди кладбище. Но не укрытые зеленью кресты Богословки, а жуткий пустырь за железной дорогой, где этой зимой в день хоронили тысячами. Я никода не забуду этот февраль на Пискаревке. Не забуду длинные рвы вместо могил, заполненные негнущимися мертвыми телами в саванах, и штабеля из таких же мертвых тел, для которых рвы еще копали...

Разглядывая стену детского сада, я будто приклеился взглядом ко входу в подвал с широкими ступенями и растром в виде львиной морды сбоку. Морда косила с желтой стенки и вдруг тоскливо мне стало. Непонятный страх пополз мокрыми щупальцами по спине вверх и обхватил шею. Я закашлял, потирая горло.

Пока бойцы курили и поправляли свою необычную амуницию - каски, обмотанные сеткой из проводов и прорезиненные балахоны, - Ганчев вывел меня на перекресток.

Впереди виднелась железнодорожная насыпь с одноэтажными будочками за унылым забором. К забору примыкала трансформаторная, из окна которой свешивались кольца толстого кабеля. Приглядевшись, я увидел, что другим концом кабель присоединен к мотовагону, стоявшему на рельсах.