Осколки безумной вечности

– Шта-ты? – почему-то ответила Алиса по слогам. – Зачем? – она посмотрела на Сашу, нахмурилась, перевела взгляд на бабушку, напоминающую каменное изваяние, не человека. – За-чем? – всё-таки вернулась к льдистому взору, тёмной чёлке, упрямо спадающей на глаза, откуда-то взявшейся морщине на переносице.

В США? Она не может переехать в США… Жизнь Элис Эмон была спланирована едва ли не с рождения. Она училась музыке в Лондоне, играла на скрипке Жана Батиста Вийома*, её ждало большое будущее, сцена. Ждала музыка. Единственное, чем жила Элис Эмон – музыка. Она никак не могла изменить планам, будущему, музыке. Не могла перестроить обучение, поменять редкую, уникальную в нашу дни технику исполнения, педагогов. Не смела даже думать об этом, а если бы подумала – сама себя осудила.

– Я люблю тебя, – тихо, почти одними губами проговорил Саша. – Люблю. Люблю. Люблю.

Алиса замерла, застыла, не отрывая глаз от пронзительно льдистого, синего-синего, до каждой чёрточки на радужке любимого взгляда. Разглядывая упрямую чёлку, снова упавшую на лоб, четко очерченные губы, скулы, подбородок, быстро отросшую щетину… Всего, что было Сашей. Её Сашей!

_______________________________

* Жан-Батист Вийом – французский скрипичный мастер; 1798 – 1875 годы жизни; стоимость скрипки может достигать 250 т евро, именно на таком инструменте играл Дмитрий Коган концерт «Пять великих скрипок».

Глава 25

От до минор – признания в любви и горечи её потери, – до си мажор – сильно окрашенной тональности диких страстей, ослепительных красок, злости, гнева, безысходности, невыносимой тяжести на сердце. И, наконец, до фа минор – глубокой, непроглядной депрессии.*

– Нет! – закричала Алиса. – Я не могу. Не могу. Не могу!

Стул, откинутый тонкой рукой Алисы, полетел в сторону, ударяясь о стол, следом о стену. Ваза из богемского стекла разбилась на миллион осколков. Алые розы разлетелись по белому столу и светлому паркету. По сочным стеблям стекала вода, оставляя разводы на поверхности дерева и души Элис Эмон.

– Не могу! – Алиса сорвала голос или оглохла, она чувствовала, что открывает рот, но звука не слышала. – Не могу… – двигались губы.

В ступню впился осколок стекла, Алиса не почувствовала боли, не видела, как брызнула кровь, оставляя алеющий след. Не почувствовала она и второй осколок, врезавшийся в мизинец, как не чувствовала горьких, жарких слёз на своих губах и того, как Саша подхватил её, переступил через битое стекло и шагнул на лестницу, игнорируя всех и вся.

Позже Саша впервые находился в её спальне, сидел на корточках у кровати, обрабатывал раны Алисы, стирая следы крови со ступней и слёзы со щёк. Алиса судорожно всхлипывала и говорила, говорила, говорила…

Она говорила о технике игры, обучения, педагогах и планах. Судорожно шептала о том, что расстояние не имеет значение. Если есть любовь – километры неважны. Она сможет встречаться с Сашей, обязательно сможет. Не так и далеко Америка от Лондона… Всего лишь океан.

У неё будут каникулы, у него выходные. Ведь будут? Будут?

Саша кивал, улыбался, пряча отчаяние в льдистом взгляде. Конечно, расстояние неважно. Между ними всего лишь океан. Действительно, будут каникулы, выходные, праздники. Любовь на расстоянии только крепче. Саша со всем соглашался.

Согласился он и на то, чтобы остаться на ночь в спальне Алисы. Целовал всю ночь до одури, темноты в глазах, дрожи в руках, захлёбывающегося сердцебиения.

Согласился на то, чтобы Алиса проводила его в аэропорт. Держал за руку, а потом обнимал с такой силой, что казалось – она задохнётся, попросту умрёт от асфиксии, и это всё равно лучше, чем расставание с Сашей…

Согласился, что скоро, очень скоро они встретятся. Улыбнулся на прощание, сверкнув синим-синим взглядом, от которого у Алисы подкосились коленки и выступили льдистые мурашки на спине. Подмигнул, засмеялся, потребовал, чтобы Алиса не плакала. Никогда-никогда не плакала.

– Девочка, – сказал он, обводя большим пальцем контур её губ. – Моя девочка…

– А ты мой, – прошептала Алиса.

– Твой, – согласился Саша.

И ушёл.

Алиса вышла из стеклянных дверей терминала, слушая, как звук взлетающего самолёта разламывает грудную клетку, терзает сердце, раздирает душу, раздваивает жизнь, разделяя её океаном.

Анна Эмон, неизменная, непоколебимая, с царственной осанкой стояла у автомобиля папы, открыв заднюю дверь. Алиса приехала с Сашей на такси, пообещав ему, что сразу по отлёту таким же способом доберётся домой. О том, что бабушка приехала, внучка не подозревала.