Осколки былого величия

А я не знал, что ответить… Так получилось, что я догадался. На самом деле, догадывался и раньше — были у меня подозрения. Однако окончательно они оформились лишь после её слов. И всё встало на свои места: и молчание, и подавленное состояние девушки, и злость Сегиса, и забота Эмили о дочери, и попытки Араэле что-то мне сказать… Я слышал, что девственность — это одно из тех изменений, которые никаким перерождением не изменить. Араэле собирались окончательно убить, многие на неё пускали слюни — и весь высший свет Большой Скалы знал, что дочь Сегиса хранит девственность до брака. Подозреваю, что знали они и о том, что к нетронутости всё это отношения не имеет. Вот и решили доломать девушку самым неприятным образом…

— И что теперь? — тихо спросила Араэле, глядя на меня.

— Теперь я хочу знать, кто именно это сделал… — ответил я. — Чтобы оторвать ему кое-что… Кстати, я как-то слышал, что можно нанести раны, которые никак не заживить и не восстановить. Вот и хочу узнать способ…

— Я не об этом! — возмутилась она. — Я про…

— Про что? — спросил я строго.

— Про свадьбу. И твоё решение жениться на мне… — едва слышно произнесла Эли, глядя в стену.

И тут до меня дошло, чего она боится. Впрочем, наверно, какие-то основания у неё для этого были. Меня, понимаешь ли, подбили на всякие нестандартные способы близости под предлогом, чтобы «девочку не испортил». Я, конечно же, должен был быть уверен, что девушка будет «непорченая» — а тут такой вот облом вышел, цветочек уже сорван. И всё это по мнению Эли.

Однако, как я и сказал, я оценил произошедшее как землянин. И пусть в моём родном мире были бы и те, кто со мной бы не согласился, но зато я был честен с самим собой…

— Наверно, я должен сейчас рвать и метать, что первым был не я, — сказал я, заботливо обняв Эли за плечи. — Но всё это полная чушь. Я тебя ведь не за девственность полюбил. К тому же, девственность на Терре — это очередное лицемерие. Ну что, ты думаешь, я не понимаю, что у тебя мужчины были до меня? Так ты в постели опытней меня. Ты, конечно, девственницей была, но вовсе не невинной. И что должно было измениться?

— Не знаю, — тихо сказала девушка, уткнувшись мне в плечо. — Что-то же должно было…

Я слышал, что она плачет, да и слёзы на коже чувствовал. Надо было её как-то срочно успокоить…

— Если раньше я хотел твоих похитителей убить, то теперь хочу навеки покалечить… Вот единственное, что изменилось, — ответил я. — Но я всё так же хочу, чтобы ты была моей женой. И всё так же тебя люблю. И от того, что случилось — отношение к тебе не может измениться. Это же не измена, а насилие…

— Я боялась, что ты скажешь иначе… — прошептала она.

— Ну тогда тебе стоит определиться, за что ты меня любишь! — заметил я, а потом понял, что у Араэле тоже были основания бояться…

Она меня вроде бы хорошо знала. Но, к сожалению, не с самой лучшей моей стороны. Человек, ограбивший скалу, мелкий контрабандист и отъявленный авантюрист. Существо без башни, однажды забившее на её глазах человека насмерть. То, что я Бонги уже давно не считаю человеком — это вообще не аргумент. Ну и ещё я убийца, который десять человек окончательно погасил… А о том, что я люблю читать — и вообще не самый злой человек, Араэле никак знать не могла.

Или я всё-таки злой человек? Мне никогда не выпадало возможности подумать над тем, какой я на самом деле. А когда? Под градом насмешек от сверстников и потоками лёгкого презрения со стороны взрослых? Я всю жизнь считал себя невезучим — и ни на что негодным. И вовсе не потому, что особо глупый — таким я, конечно, себя никогда не считал — а потому что невезучий. Как-то я вычитал, что в некоторые периоды истории удачливость вождя была немаловажным показателем — во всяком случае, для его подчинённых. И всегда считал, что вождём мне точно не стать. Да и как подчинённый я был не слишком привлекателен. А вдруг моё невезение заразно?

Так или иначе, но, борясь с невезением, оценивая людей вокруг, я отчего-то всегда забывал оценить самого себя… Да и как себя оценивать-то? Чтобы оценить себя — надо как-то проявиться в мире, совершить хоть что-то. Ну а я всегда убегал от каких-либо серьёзных поступков в своей прошлой жизни. Специально убегал — чтобы в очередной раз не столкнуться с собственным невезением. Вся моя жизнь проходила в неком пузыре, в котором я выстроил картинку самого себя — доброго, умного и хорошего, хоть и невезучего парня. Но что было правдой в этой картинке?

И вот однажды я оказался на Терре! И где моё невезение? Как мне когда-то и сказали, невезение — лишь обратная сторона везения. Если воспринимать предощущение беды не как неизбежность, а как предупреждение, если не опускать руки и продумывать свои поступки — нет никакого невезения. Значит, я был не особо прав?