Осколки голограммы

Если на рубеже XIX и XX вв. патографический подход стал определенным этапом развития науки, то сегодня, век спустя, эти и подобные суждения тиражируют фактические неточности, ошибки и некорректные выводы, которые заявляются как основание для смены системы ценностей. Художественная природа и эстетическая ценность некрасовских произведений выведены за пределы анализа, что указывает на их обесценивание – самих по себе и в качестве аргумента – в глазах процитированных авторов. Этот подход напоминает убеждение формалистов, что «ни философская эстетика… ни традиционная история литературы не дают подхода к “поэтическому языку”, к “литературности” литературы»[95].

«Психологический» подход к судьбе и характеру оказывается удобным и сценаристу. В цикле «Пленницы судьбы» (2005–2006) на телеканале «Культура» выпущен фильм «Авдотья Яковлевна Панаева» (вып. 44)[96] (режиссер Михаил Трофимов, автор сценария Анна Коваленко). В фильме приняли участие историк Александр Марголис, психолог Валерий Трофимов и поэт Татьяна Вольтская. Образ Н.А. Некрасова на первых минутах задается стереотипными утверждениями о его «невероятной» ревности «без всяких поводов», поводы к которой «выдумывались» ради «перчинки» в отношениях. Фильм выдержал множество просмотров в Интернете и дублирован на личных страницах пользователей. Сценарий отвечает идее цикла, а психологические экскурсы в литературный быт содержат актуальные замечания о характере литературного дарования Н. А. Некрасова – «человек-оркестр» – и о том, что он обладал интонацией. Но в целом образ крупнейшего деятеля российской словесности подчинен сюжету о женских злоключениях «совершенно обыкновенной» героини.

Процитируем тексты, написанные предположительно учащимися[97]. Эта прослойка пишущих и читающих важна для понимания ситуации.

Обратимся к типовому тексту курсовой работы: «Николая Алексеевича Некрасова еще со школьной скамьи помнят как заунывного певца бедноты и прочих революционных слоев. На самом же деле его трагические оды навеяны не болью за народ, а жуткой, непролазной депрессией. Ему – азартному и счастливому игроку, ловеласу, столичной знаменитости – не было никакого дела до крестьянства и пролетариата. <…> Осенью 1848 года Николай Алексеевич выкупает журнал и открывает в себе не только гениального коммерсанта, но и самого удачливого рекламиста того времени»[98].

В этом фрагменте очевиден ряд фактических ошибок: дата приобретения журнала, равнодушие к крестьянству. И. С. Тургенев, неприязненно отзывавшийся о Н. А. Некрасове, свидетельствовал: «что у Некрасова неотъемлемо – это его искреннее чувство любви к народу; ему он никогда не изменял»[99]. Очевидны противопоставления двух трактовок: прежней, несостоятельной и непривлекательной для автора, и нынешней – якобы правдивой и выделяющей в качестве базовых черт личности лживость и депрессивность, склонность к азартным играм и потребительскому отношению к женщине. Отчетлива пренебрежительная оценка художественного творчества и неверие в искренность.

Те же положения повторяются в частных суждениях о Н. А. Некрасове, встречающиеся на форумах, в «Живом журнале» и т. п., например: «Некрасов был редкий депрессивный пессимист»[100], «поменьше Некрасова, этот малый был сильно болен головушкой, и читать его чернушные депрессивные стишки не рекомендуется»[101]; «творческий потенциал поэта реализовался настолько сильно, что читать его произведения могли только самые оголтелые фанаты крестьянства и женской части населения, а также скрытые садомазохисты»; «при жизни его никто толком так и не признал, кроме Белинского и Чернышевского, зато теперь учащиеся всех средних школ имеют отличную возможность – и даже обязаны – в полном объеме ознакомиться с творчеством Некрасова, за что должны быть по уши благодарны Министерству образования»;

«Некрасов, фанатически ненавидящий крестьян <…> что это был за человек: картежник, загулыцик, балдевший от цыган, в вечных долгах, как в шелках, и непогашенных рассрочках-векселях, – гулял на пару с соблазненной им Анастасией Панаевой. Сначала поселившийся в панаевском доме на одной половине, потом объявивший писателю, что живет с его женой (вернее, ее заставил это сделать), а потом и вообще вместе с ней его из дома выживший. Да еще и подстроив так, что заставил Панаева дать ей развод, и дом-поместье отписать на нее, а сам впоследствии, позже, переписал его на себя, прикарманил таким образом, погасил свои долги и чудом от долговой тюрьмы спасся. Или даже успевший побывать в ней, до этого, пока Панаев его не выкупил как-то (наивный человек, считавший его за друга), – а он за это жену у него увел <…> И я не осуждаю его вовсе: это все по российским понятиям нормально. Только не надо нам лечить мозги на лекциях и о человеке – Некрасове говорить. Тот еще был персонаж…»[102].