Осколки голограммы

«Голодный и озлобленный, пристал он (Некрасов. – М.Д.) к одной гувернантке». Два месяца Некрасов добивался взаимности, затем его возлюбленная «поселилась с ним в двух комнатах на Малой Мещанской». В это время Некрасову было 19 лет, а девушке 18. Они прожили вместе некоторое время, затем наступило безденежье. Квартирная хозяйка грозилась выгнать их на улицу. Они расстались. Спустя год Некрасов вновь увидел ее. Она снова поступила гувернанткой в богатый дом. Он захотел вернуть ее и добивался этого в течение нескольких недель. Они вновь поселились вместе. Это была «маленькая квартирка, гораздо более комфортабельная, чем прежняя». Спустя некоторое время опять наступило безденежье, и они опять расстались. «Прошло почти семь лет. Он встретил ее в третий раз, веселую и нарядную, но Боже! Этот смех и нарядный костюм были хуже слез и лохмотьев. Она была пьяна, она была публичной женщиной»[111].

Мемуаристы опирались главным образом на автобиографические признания Некрасова, услышанные либо из первых уст, либо в пересказе. Так, Луканина записывает услышанное от Тургенева в тот же день (Луканина). Вильде ссылается на П. Я. Шумахера, который рассказал ему услышанную от Тургенева историю, по всей видимости, ту же самую, что была поведана Луканиной при Ханыкове (Вильде'). Вопрос о датировках, когда рассказывал Некрасов, когда рассказывал его слушатель следующему рассказчику, когда эта история была записана (сразу или какое-то время спустя), также требует внимания. Таким образом, записанный в конечном результате текст отражает неизбежную и неоднократную трансформацию того, что рассказывал сам Некрасов, – так называемый эффект «испорченного телефона». Он, как известно, в своих автобиографических рассказах выступал как художник – прихотливо переплетал реальные факты и вымысел, смещал дистанции и оценки. Слушателем (следующим рассказчиком и впоследствии мемуаристом) выступал зачастую также литератор. Поэтому имеет смысл рассматривать устный автобиографический рассказ Некрасова и запись его рассказа другим лицом как литературное явление.

Приняв за рабочую гипотезу, что три мемуарных источника отражают один и тот же эпизод с «гувернанткой», которая стала «падшей женщиной», можно по совокупности мемуарных свидетельств реконструировать его и проанализировать мемуарные свидетельства в аспекте топонимики, в сопоставлении с установленными адресами молодого Некрасова и временем его проживания по этим адресам.

На первый взгляд, реконструированный эпизод биографии претендует на детальность и полноту. Он содержит адрес первой квартиры и характеристику второй, сведения о возрасте Некрасова и девушки (19 и 18 лет), о протяженности связи (приблизительно), сведения о характере отношений, их финале (разлука, «падение» героини и ее смерть – примерно 1849–1855 гг., как предположительно указано в комментарии к стихотворению «Я посетил твое кладбище…»[112]). Более пристальный взгляд обнаруживает нестыковки, количество которых всё увеличивается по мере рассмотрения.

Прежде всего они заметны в датировке событий. Некрасов встретил «гувернантку» либо во второй половине 1840 г., когда ему было почти 19, если он считал свои годы вперед, либо в 1841 г. Срок их первого совместного проживания в изложении Колбасина не уточняется. «Спустя год» может означать не ровно 12 месяцев, а больше или меньше. Если сожительство длилось от нескольких недель до полугода, то в сумме с «2 месяцами» ухаживания и «годом» разлуки интервал между первой и второй встречами может составить и год, и полтора. Считая от «19 лет», можно условно определить время их второй встречи: не ранее середины 1841 – не позднее конца 1842 гг. Если попытки вернуть подругу и второе сожительство с ней длились от трех месяцев до полугода, то, считая от «19 лет», дата второго расставания ориентировочно приходится на конец 1841 – середину 1843 гг. Известно, что с 1 августа по конец декабря 1841 г. Некрасов, похоронив мать, живет в Ярославле. «Положение мое теперь таково, что мне собственно для себя незачем торопиться в Петербург; присутствие мое дома гораздо нужнее», – пишет он Ф. А. Кони (XIV-1: 38). Даже не приводя дальнейшие подсчеты (третья встреча спустя «почти семь лет», смерть «гувернантки» и т. д.), можно констатировать, что, внешне стройная, хронология событий крайне расплывчата.