Осколки мозаики

Как мил и светел юноша. Марионетка, даже не подлец. Все будет потом. Невозможно не заметить зачатие! Постель была чиста, слуг еще не было. Она вспомнила трудное рождение сына в прошедшем будущем. Может быть, прав завоеватель. Зачем откладывать чудо на сто тысяч лет… Алфея серьезно посмотрела в глаза постаревшего отца. Он подал знак царедворцам — пора удаляться, не объявив о помолвке. Стражники быстро убирают с площади затоптанных, умело направляя пьяный поток вокруг дворца, отгоняя добытчиков на холмы, подпуская новых и озлобленных. «Беда», — шепчет она отцу, сжав ему руку, словно споткнувшись.

— Зачатие — не зло. Мальчишку я узнал. Он стал богат. Пусть подождет. Будет наследник, власть отойдет к нему.

— К Факиру! Заговор, пойми.

— Разве он виновник?! Знаешь, богиня — не просто дочь Правителя. Сожженные странники оживают, щедро сватаются. Чудеса. Будем менять законы, если это принесет мир, покой и стабильность. Напророчь народу чудо. Видишь, это всем нравится.

— Земные законы для смертных. Богиня выходит замуж, — неведомые добродетели нашептывают, внушая радость подданным. Я расслышала это. Нет зачатия, а есть войска. И неизвестно чьи…

— Наши… Факир - воин, да частично охрана. Будет свадьба, зачатие состоится, жизнь возьмет свое. Согласие совета будет беспрекословным. Не пей кофе, тетушка уже распорядилась… Горький опыт озлобляет.

- Жар становится нестерпимым.

- Солнце как солнце, словно первый день на свете живешь. Не отвлекайся, теперь я ухожу следом за тобой. Гостя проводит свита.

Домочадцы чинно удаляются передохнуть перед вечерним фейерверком.

43. Раскрытая тайна

Сапфировый купол раскрыт для прогрева. Свита ловко разоблачает Алфею. Освободившись от наряда, она трогает воду ногой.

— Горячая, можно закрыть зеленый купол.

Жгучее солнце стало изумрудным. Алфея неторопливо плывет вдоль бортика, отдав шлейф замысловатой прически служкам: одна держит хвост, другая подстраховывает, опоясав холстиной. За сохранностью парадной укладки на голове богини следит гувернантка. Странник нежданно ныряет в фонтан, но не успевает вздыбленная волна коснуться противоположного края, Алфею уже выхватывают на мраморное ложе бортика. Свита высказывает юноше о недопустимости его появления здесь, что мужские купальни — в другом крыле дворца. Богиня весело болтает ногами, наблюдая за ним. Не меняя улыбки, она напоминает заученно о чистоте речи, что не должно гостя богини называть «негодяем», ибо слово ранит, убивает или лечит, что всегда следует выбирать выражения.

— И вас, странник, это тоже касается. Вы нарушаете наши законы, традиции, привычки. Видимо, озерный песок прохладней, чем мраморное дно?

— Я уже не Странник, я твой суженый. Разве этого мало?! Я не стану жалеть об озерах и ночной прохладе. Алфея, богиня, напророчь новый закон. Свадьба — ритуал оповещения соглядатаев — о недопустимости советов влюбленным. Это охранная грамота от посягательств завистников, не более и не менее. Твое право, богиня, дать мне имя. Прошу… - Он покорно опускает голову, как на плаху.

Властные нотки в голосе богини разгоняют свиту, но юноша ее не слушает. Сначала от обидных слов он спрятал лицо в ее коленях, затем, услышав запах и зов тела, обхватил ее руками и стянул к себе. Рабыни, державшие волосы Алфеи, запрокинув головы, в кровь искусали губы, изнемогая от вожделения.

— Так не должно, — вкрадчиво шепчет Алфея, крепко запуская пальцы в чудесные кудри. — Именами на бросаются, Алфий Азария Август Кесарийский. Волк пустыни. Волчонок.

Он отпрянул как ошпаренный, оставив локон на ее пальце.

— Так ты все знала! Мне говорили, что ты умна и жестока, как весь ваш род змеиный.

— Богиня недовольна тобой, Алфий. Благодари за имя, за приятный прием, за то хотя бы, что ты еще не скормлен моим пантерам.

— Так ведь не за что.

— Есть за что! Более жестокого сна-путешествия никто не смог бы подарить на свадьбу. Няня, прикажи одежду гостю.

— Охрану?

— Только одежду. Дела семейные.

Алфий растерялся. Едва прикрывшись кисейным полотном для просушки, она брызгается, сидя на краешке, бесстыдно разглядывая его, оценивая с леденящей улыбкой кобры.

— Есть за что… Бессмысленно лгать ясновидице, милый. Я уже устала от будущего «брака». Или все действительно так плохо, что лучше жить здесь и так… как получится? Я напророчу новые казни: за ложь, за предательство, не сомневайся. Твое спасение в откровении, Алфий. Это очень серьезно.

Ей впервые хочется заплакать, но горьковатый привкус на губах отвлекает. Плавая кругами, успокаиваясь, она лихорадочно решает собственную участь. Вечное одиночество — как ни крути, но сын… Это, право, чудо.