Осколок Нави

Но вот Мишата вовсе не выглядел больным, скорее – безвольным. Он сидел напротив родителей. Его безразличный взгляд уперся в пустоту, а крупные руки свисали с лавки как две веревки. Женщина первой заметила присутствие посторонних. Она толкнула мужа локтем, что-то коротко шепнув ему на ухо, и тот поднялся. В его уставшем взгляде проскользнуло недоумение, когда он повернулся ко мне. Озар позвал его за собой, а мне указал на лавку, где осталась сидеть в одиночестве хозяйка. Я тихонько опустилась рядом, но она даже не повернула головы в мою сторону. Взгляд ее покрасневших глаз цеплялся лишь за сына. Она будто пыталась уловить хотя бы малейшие проблески прежнего, полного жизни, румяного молодца.

– Он совсем не разговаривает? – шепотом обратилась я к убитой горем матери.

Она содрогнулась, испугавшись того, что рядом сидит незнакомая девица, но тут же опомнилась, замотала головой из стороны в сторону:

– Нет. Только глядит перед собой, не ест и не спит вовсе. Положишь его – он лежит, посадишь – сидит. Словно ни разума, ни сердца нет. Не знаю, долго ль еще так протянет.

Ее измученные глаза снова наполнились горькими слезами. Женщина уткнулась лицом в ладони, скрывая свою слабость от сына, внутри которого, быть может, еще горел здравый рассудок. Я обняла ее худые дрожащие плечи, но Мишата остался безразличен к слезам своей матушки. Ее слова вдруг заставили меня задуматься. Пусть мой батюшка не был так же безволен, как Мишата, но беседуя со мной в последний раз, он казался холодным, жестоким и бессердечным. Будто бы их обоих: князя Воронецкого и этого несчастного молодца постиг один и тот же недуг, они оба потеряли любовь к самым родным людям.

– Неужто ничем нельзя помочь… – промолвила я вполголоса, погрузившись в свои мысли.

Плачущая женщина вдруг встрепенулась. Она с опаской покосилась на дверь и, лишь убедившись, что та все еще закрыта, начала говорить.

– Ты ведь близка к князю? – промолвила она с робкой надеждой. – Убеди его отыскать знахарку.

Озар сказал мне, что лекарь уже осмотрел Мишату и пытается поднять его на ноги. Мне вдруг показалось, будто у несчастной женщины помутился рассудок от горя. Я накрыла ее ладонь своей и заглянула в ее на удивление ясные глаза.

– Князь найдет лучших лекарей для твоего сына, – заверила я, – он ведь и сам больше всего на свете желает помочь ему.

– Ты не поняла, – перебила она встревоженным, торопливым голосом. – В туманном лесу, там где встречаются Мрежские и Воронецкие земли, живет одна знахарка. В народе говорят, будто она стара как мир и что знается она с нечистыми духами. Ежели кто и может отыскать спасение от лиха, да излечить загубленных, так только она одна. Ероха строго настрого запретил мне князя об этом просить, говорит, что бредни все это. Да только мне еще прабабка про знахарку эту сказывала, будто бы жила она раньше среди нас, пока люди не погнали ее.

Женщина резко отодвинулась от меня, когда дверь с улицы скрипнула.

– Звать ее Ягой, – тихо шепнула она напоследок.

Глава 17 В туманном лесу

Цепкие, хлесткие ветви преграждали путь заблудшим путникам, а напитанный влагой воздух дурманил и путал мысли. Ноги изнывали от усталости, отзывались приступом острой боли при каждом шаге, словно в стопы вонзались гвозди.

– Мы бродим здесь уже слишком долго, – напоминал мне Озар всякий раз, когда я спотыкалась об очередную корягу. – Оглянись вокруг: разве может жить хоть кто-то в этой глуши?

– Я найду эту знахарку с тобой или без тебя, – упрямо отвечала я, небрежно отмахиваясь от его вразумлений.

Князь сокрушенно вздыхал, но продолжал ступать, разводя руками назойливые ветви. Я старалась казаться уверенной и беззаботной, вот только изнутри грызли сомнения. Пелена зеленоватого тумана, окутавшая лес, застилала глаза. Быть может, мы уже прошли мимо избы знахарки, и даже не заметили ее.

Постепенно лес стал редеть. На смену могучим дубам, высоким осинам и ветвистым вязам пришли березы с серыми стволами, поросшими мхом, да кусты с острыми, вытянутыми листочками. Мошки сбивались над нашими головами плотными тучами. Вместе с мелкими прозрачными комарами, которые даже не умели жужжать, они кружили невпопад, лезли в глаза, рот и нос. Тяжелую голову сжимало в тиски от скудности свежего воздуха. Тусклый свет, проникающий сквозь туман, быстро серел. Палка, что нашел и ободрал от сучков для меня Озар, постукивала по сырой земле с глухим хлюпаньем.

– Мы почти достигли непроходимых земель. Пойдем вперед – и погибнем в топях, – волновался Озар. Ему то и дело приходилось отмахиваться от своры крошечных черных точек.