Осколок Нави

Влажный мох, разросшийся по всему болоту, впитал в себя мои надежды, а воздух, пронизанный гнилью и плесенью, развеял их остатки. В самом затаенном уголке души я догадывалась, что мне придется столкнуться с признанием своей губительной ошибки, и знание это укреплялось с каждым шагом. Вина повисла на плечах тяжелой, смолистой ношей. Я пошла на поводу у испуганной женщины, которая боролась за жизнь своего сына, но не знала иных забот. Мне же, княжне, должно думать о народе в целом, прежде чем ступать в туманный лес, да еще и тащить за собой главу целого княжества. За пределами двора Ерохи, куда так вероломно ворвалась беда, было еще множество изб с такими же добросердечными матерями и еще более беззащитными детьми. Их мог бы спасти Озар, собрав ополчение против Брезгорода, а я бездумно украла у него драгоценное время.

– Прости, – только и смогла вымолвить я, глядя на тающие в серой дымке, тонкие стволы.

Озар нахмурился, но не от гнева. Он вовсе не сердился на меня и не ждал покаяния. Однако его доброта вгоняла меня в густой, горький стыд. Я заслуживала его гнева и обиды. Но вот, теплая, влажная от соприкосновения с липким лишайником, рука ободряюще сплелась пальцами с моей.

– Я не пошел бы за тобой, не будь во мне хоть капельки такой же отчаянной надежды.

Серые глаза светились, словно кристально чистые драгоценные камни на усталом, измазанном лице. Я вдруг ощутила, как глупая, неуместная радость перетекает в мои жилы, согревая кровь, наполняя ее чарующими искорками. Озар наклонился ко мне медленно, несмело. Вдруг окутавший нас туман словно проник в мое сердце. Жар зародился в моей груди, прилил к голове и наполнил все тело. Кожа раскалилась, и горячий шар больно ужалил изнутри. Я вскрикнула, ощутив, как зыбкое, текучее тепло перерастает в настоящее пекло.

Озар резко отпрянул от меня, замер оторопело.

– Что с тобой? Тебе больно? – пытался выведать он, растерянно разглядывая меня с ног до головы.

Я сбросила с себя накидку, окаменевшими пальцами занырнула под рубаху и стянула веревку с болтающейся на ней огненно-красной лисицей. От оберега исходил пар, будто его только что щедро опалили языки пламени, а затем опустили в ледяную воду. Я отвернулась от Озара, поспешно оттопырила рубаху и прижала подбородок к груди, взглянув на саднящую кожу. Красный след побелел в один миг, оставив после себя отпечаток медной лисы. Боль в груди стихла так же внезапно, как и появилась.

Князь поднял за веревку оберег с поросшей пористым мхом земли. Я недоверчиво приняла его в свои руки и провела пальцем по гладкой холодной поверхности. Каким-то неведомым образом лисичка оставила отпечаток на моей коже.

Хрупкое спокойствие от утихшей боли продлилось недолго. Я открыла рот, чтобы хоть единым словом усмирить волнение в потемневших глазах Озара, но дыхание перехватило. Едкий воздух ободрал горло изнутри, заполнил легкие. Князь ухватил меня за пояс, но мягкая, до омерзения теплая и сырая земля не тянула меня в свои объятия. Терпкий яд болота вдруг показался приятно сладким, окутал ароматом самых душистых цветов. Я вдохнула его глубоко, жадно, будто только что выплыла на поверхность со дна глубокого озера. Прерывистый, искаженный голос Озара звучал тихо и отдаленно, потеряв для меня всякое значение.

Серый туман леса рассеялся перед глазами. Я легко высвободилась из крепких объятий. Меня манило, тянуло за собой необычайное, звериное чутье. Я чувствовала, как пальцы Озара хватают меня, норовят остановить, но соскальзывают, словно по маслу. Опьяненная я шла напролом, не глядя под ноги, не слыша его криков. Меня нес вперед дух топей, толкали в спину невидимые холодные руки.

От наваждения я очнулась, оказавшись посреди туманного леса. Меня снова окружали высокие, крепкие деревья с густыми кронами, а под ногами уже не хлюпал сырой мох. Я поежилась, ощутив прохладный воздух. В уши острой стрелой залетел скрип старых дверных досок. Я обернулась. Позади стояла ветхая, покосившаяся на бок изба. Ее бревна давно покрылись пушистым зеленым ковром, и казалось, вот-вот развалятся, размякшие от дождевой воды. Я огляделась по сторонам: Озара рядом не было. В странном бреду, завладевшем моей волей, я зашла слишком далеко. Грудь сковал ледяной страх. В погоне за мной он мог оступиться и увязнуть в болоте. Я набрала в грудь побольше воздуха, но не успела издать оглушительный крик, как скрипучий старческий голос осек меня.

– Не смей! – запретил он из темной, пугающей глубины избушки.

Царапаясь и скрежеща, эти когтистые слова прокрались в самую глубину моей души. Я медленно выдохнула, стараясь не издавать звуков, будто любой мой писк прокатился бы по лесу, да распугал ворон на ветках деревьев.

– Ну? Что же ты стоишь на пороге, княжна? – с пугающей издевкой снова проскрипел голос. – Проходи в избу.