Я хотела обойти Ивора, но он не позволил. Его губы изогнулись в странной, злой усмешке, а в руке блеснула игла. Мгновение – и ее острие проткнуло ткань моего сарафана. Я вдруг позабыла, куда хотела идти. Небо, трава, деревья, лицо лагатая: все закружилось в бурном хороводе. Светлые глаза Ивора вдруг стали отдаляться до тех пор, пока вовсе не исчезли во тьме.
Глава 19 В цепких лапах
Я резко вздохнула, почувствовав, как лицо захлестнул поток холодной воды. На мгновение мне показалось, будто я уснула или потеряла сознание, плавая в реке. Но память резко вернулась, когда я утерла глаза от влаги и поняла, что нахожусь в своей светлице. Рука ощупала ткань сарафана, но не зацепилась за колдовскую иглу. Раньше я никогда не слышала, чтобы лагатаи или кто другой в Воронецке кроме бабок-ведуний пользовался зачарованными вещицами, да и те лишь собирали лечебные травы, плели обереги, но не владели настоящим колдовством.
Заряна стояла рядом, сжимая пальцами ручку ведра. На сероватую щеку подруги лег луч яркого солнца, отчего казалось, будто ее бледная кожа светится изнутри. Ее взгляд устремился к высокому окну. Сперва я решила, что она обижена, или Светана велела так меня проучить за побег. Однако ехидный голос боярина Толмача быстро развеял сомнения.
– С возвращением, княжна, – противно проскрипел он в своей гнусавой манере.
Разодетый как на самый большой праздник Толмач стоял у дальней стены, лениво подпирая плечом бревна. Он неспешно приблизился, с издевательской насмешкой глядя на меня сверху вниз.
– Пошла вон! – шикнул он на Заряну, когда та повстречалась у него на пути и невольно помешала подойти ближе к лавке. Она бросила на него уничижительный взгляд, и круто развернулась к двери.
– Что все это значит?! – воскликнула я, не дожидаясь, пока за ней закроется дверь.
Она искоса глянула на меня, и помедлила, прежде чем пересечь порог. На лице боярина шире растянулась мерзкая улыбка. Он скосил взор в сторону Заряны, и та все-таки вышла. Я раздраженно откинула со лба налипшие мокрые пряди волос.
– Кто позволил тебе врываться в мою светлицу, да еще и обливать меня водой? Ты разума лишился, Толмач?
Я вложила в свой взгляд, направленный на боярина, всю ненависть и отвращение, которые испытывала за годы его пренебрежения ко мне как к наследнице княжества. Но его это лишь позабавило. Светлые усы дрогнули, обнажив белозубый оскал. Он глядел на меня словно на мелкого комара, что может лишь жужжать, но никогда не доберется до кожи через плотную ткань кафтана.
– Уважения требуешь? Так взгляни на себя и осознай свое новое положение.
Его бесстыжие глаза задержались на темном пятне, расползающемся по моему сарафану. Толмач ждал алого румянца на моих щеках или мятущегося взгляда, но после всего пережитого несовершенство внешнего вида нисколько меня не смущало. Я держала спину так ровно, словно мою голову украшал самый лучший, богато расшитый кокошник. Скорбная догадка назойливо крутилась в голове, но я не выдала ни своего страха, ни печали.
– Поведай, что же изменилось в моем положении? – вместо этого сухо предложила я, будто не интересовалась ответом вовсе.
– Отчего ж не поведать, – подхватил он, довольствуясь своим превосходством.
Толмач сладко потянулся. Он медлил, растягивал слова и мучил меня неведением, беспощадно откладывая тот миг, когда отчаяние захлестнет меня с головой. Я знала, что тогда он станет жадно ловить взглядом новые морщинки, которые испещрят мои щеки от горя.
– Вот ведь как бывает в жизни: боярин тебе не мил оказался. Княжне подавай в женихи князя. А теперь станешь ты обычной дворовой девкой. Будешь полы мести, да искать любви конюха.
Боярин звонко рассмеялся. Он с безудержным злорадством наслаждался моим недоумением, ликовал и смаковал, предвкушая падение княжны. Однако он не знал, что в тот миг я испытывала совсем иные чувства. Его смех, как дуновение ветра разжигал в сердце гнев. Я оттолкнула его в сторону, устремившись к двери. На бессмысленное ожидание больше не хватало ни сил, ни терпения. Я готова была узнать самое страшное, но только не томиться больше в невыносимом неведении, прикрывшись личиной безразличия.
Пальцы боярина вцепились в мое запястье и резко потянули назад.
– Куда это ты так заспешила? – зашипел Толмач так близко над моим ухом, что я почувствовала его тяжелое горячее дыхание. – Раньше ты не больно-то торопилась к батюшке. А теперь поздно уже, от него толку, что от дырявой ложки!
Я размахнулась свободной рукой и ударила его по заросшей щеке. Пылающие злым смехом глаза вдруг застыли. Веселье разом улетучилось с округлого, сытого лица. Но замешательство длилось лишь мгновение. На смену ему пришла ярость. Толмач сжал мою руку так сильно, что мне пришлось стиснуть зубы, дабы беспомощный крик боли не вырвался наружу. Такого удовольствия я ему доставить не могла.
– Всеволод всегда позволял тебе слишком много,– процедил он сквозь зубы, все теснее смыкая пальцы. – Раз не смог он усмирить твой гонор, то это сделаю я.