Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Этих доказательств было достаточно, чтобы арестовать ла Барра и Муанеля и подвергнуть их первоначальному допросу. Муанель, которому было всего 16 лет, под давлением на допросе сильно ухудшил положение своего товарища по заключению, обвинив его в ряде кощунств, таких как плевки на святыни и святых, а также пение богохульных песен. В то время в корреспонденции, которой обменивались Абвиль и Париж, уже говорилось о том, что такие серьезные богохульства требуют сурового наказания. Хотя Муанель позже отказался от своих слов, а в ходе судебного процесса так и не удалось доказать, что обвиняемый осквернил оба распятия, судьба ла Барра была практически предрешена. 27 февраля 1766 года местный суд в Абвиле вынес приговор, приговорив ла Барра и д’Эталлонда к смерти; Муанель отделался публичным штрафом. Шевалье обратился в Парижский парламент, был переведен в столицу и заключен там на три месяца в Консьержери. Однако слушание в Апелляционном суде при малом числе участников привело лишь к подтверждению смертных приговоров[732].

Публичное, демонстративное зрелище наказания, которым закончилось дело молодого богохульника во французской провинции, напоминает аналогичные события в Париже или Женеве прошлых веков. Оно показывает, что даже в эпоху расцвета Просвещения назначались наказания драконовской строгости. Однако ни в прежние времена, ни в середине XVIII века они не представляли собой ординарное событие. Скорее, потребовалась целая цепь особых обстоятельств, чтобы решить судьбу такого злополучного преступника, как ла Барр. Есть много оснований полагать, что именно столкновение между сугубо религиозными и просветительскими позициями обрекло шевалье на гибель. Суд над ним мог бы принять иной оборот, если бы доводы его защитников, таких как его тетя и воспитательница, аббатиса де Вилланкур, возобладали: ссылка на его молодость, отсутствие злого умысла, непубличный характер или попытка переложить основную вину на беглеца д’Эталлонда. И, наконец, голоса в поддержку ла Барра могли указать на тот факт, что его вина в осквернении публичных распятий так и не была доказана в ходе всего судебного процесса.

Тот факт, что настоятельница была так же неспособна отстоять свои аргументы, как и другие защитники, объясняется конкретной социальной и религиозной ситуацией того времени, местными обстоятельствами, а также политическим климатом. Вопрос о том, насколько обвинители и обличители в Абвиле руководствовались личными мотивами или коррупцией, как часто предполагается, можно оставить открытым[733]. То, что местное общественное мнение было возбуждено осквернением распятий, так же очевидно, как и то, что молодые дворяне были либертинами, которые своими лозунгами шокировали набожных провинциалов, а возможно, и хотели их шокировать. Общий интеллектуально-религиозный климат в стране был отмечен антагонизмом между деятелями Просвещения – последний том «Энциклопедии» был опубликован в 1765 году – и влиятельной фракцией янсенистов в Парламенте, приверженцев жесткой линии в вопросах религии, которые добились запрета иезуитов во Франции с 1764 года. Неудивительно, что «Карманный философский словарь» Вольтера, опубликованный в том же году, играет центральную роль в данном деле как символ этого антагонизма.

В этих условиях конкретные личные и фактические обстоятельства дела ла Барра отошли на второй план перед символическим значением дела – молодой дворянин стал олицетворением безбожия нового времени.

Король Людовик XV в конце концов отказал ему в помиловании. Несколькими годами ранее он чрезвычайно жестоко казнил Дамьена, покушавшегося на жизнь короля; теперь важно было избежать впечатления, что король ценит нападение на божественное величество меньше, чем на королевское. В общем, ла Барр просто имел несчастье попасть под жернова правосудия не в то время и не в том месте. В Риме, по словам цитируемого Вольтером папского нунция, ла Барр не был бы привлечен к ответственности за свои высказывания, и даже испанская или португальская инквизиция удовлетворилась бы отлучением от причастия на несколько лет[734].

От дела ла Барра к делу Каласа