Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Однако с самого начала ему угрожала нелиберальная позиция большинства судей, которые, как и другие представители господствующей элиты, отвергали новые порядки. Результатом стало «разложение формально неповрежденного правового порядка политическими установками судей».

Сопротивление этой тенденции со стороны меньшинства юристов, объединенных в Республиканскую судебную ассоциацию, часто оказывалось тщетным[835]. В арсенале врагов республики все еще действующий параграф 166 о богохульстве был полезным орудием, наряду с «моральными параграфами», такими как положения против блуда (§ 184) или против гомосексуализма (§ 175), а также запрет на аборты (§ 218). С их помощью судебная власть стремилась регулировать жизнь граждан и, в частности, дисциплинировать среду художников, основываясь на «здоровом народном духе». Как и ранее в империи, такие обвинения могли комбинироваться. Например, в 1925 году писатель-коммунист Иоганнес Р. Бехер был обвинен не только в богохульстве, но и в антигосударственной деятельности и государственной измене[836]. В 1930 году Йозеф Йос, депутат-центрист, причислял призывы к отмене параграфа 166 – наряду с отделением церкви от государства, кремацией, облегчением выхода из церкви и реформой закона о разводе – к требованиям «культурного большевизма», целью которого является «разрушение и распад глубоко нравственной традиции в браке и семье, государстве и церкви»[837].

Насколько «политическим» было судопроизводство в отношении богохульства в Веймарской республике на самом деле, трудно судить на основе абстрактной статистики. В начале 1920-х годов число обвинений составляло около 200 в год, к 1925 году оно выросло до 450, а затем снова снизилось. В 1927/1928 годах религиозные преступления составили в общей сложности 0,06 и 0,04 % уголовной статистики[838]. Утверждение в коммунистической брошюре 1930 года о том, что обвиняемые были «на 95 % организованными пролетарскими вольнодумцами»[839], может быть идеологически преувеличенным и поэтому спорным. Однако многочисленные примеры из повседневной жизни, приведенные там, показательны. Соответствующая жалоба могла поступить даже на редактора газеты, поместившего фотографию процессии с подзаголовком «Деревянная фигура должна уметь больше, чем все врачи». Писателям, которые называли церковь «отупляющим институтом» и призывали людей покинуть ее, грозили штрафы или небольшие тюремные сроки. Назвать Иисуса Христа «государственным преступником» стоило одного месяца тюремного заключения. Епископальный ординариат (а не пострадавшее духовное лицо) подал иск против редактора «Arbeiterzeitung» Мангейма, который назвал клеветой утверждение приходского настоятеля о том, что Ленин был евреем. Суд счел, что утверждение настоятеля вряд ли можно доказать, но тем не менее, поскольку оно было сделано с пасторскими намерениями и поэтому защищено законом, приговорил редактора к штрафу. Инвалид, который агитировал против «военных попов» и укорял духовенство за то, что оно «само хулит Бога», также был обвинен на основании параграфа 166. Согласно обвинительному заключению, этот инвалид «умалял честь и святость Бога». Огульное оскорбление духовенства было недопустимым обобщением, оскорбляющим религиозные чувства. Решающим фактором было то, «какой эффект произвел образ на убежденных приверженцев церкви». Поэтому неудивительно, что в Баварии мероприятия для свободомыслящих были запрещены со ссылкой на законодательство о защите религии.