Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Правые политики не сомневались в том, что чувствуют эти «обычные люди». В ходе дебатов в ландтаге ультраконсервативные депутаты, такие как фон Рор (Немецкая народная партия), расценили оправдательный приговор как «безграничное попрание всех христианских чувств в Германии» и быстро перебросили мостик к государственной измене. Подобным образом национально-консервативный депутат Понфик охарактеризовал приговор как «признак больного времени» и предупредил о революционном перевороте[852]. Важно отметить, что чувства простых людей не рассматривались как забота одной (хотя и большой) группы, а были объединены с предполагаемыми функциональными потребностями государства. В то же время – и, в принципе, совершенно правильно – критике Гросса приписывалось политическое измерение. Так, вроцлавский профессор теологии Фридрих Вагнер в качестве свидетеля-эксперта заявил, ссылаясь на оскорбленные чувства христиан (видимо, всех), что Иисус здесь «объективно высмеян и низведен до средства антивоенной пропаганды». В том же плане евангелический пастор и впоследствии профессор Гельмут Шрайнер назвал альбом анархической поделкой, высмеивающей все авторитеты и порядок и тем самым наносящей ущерб национальному сообществу. Некоторые судьи придерживались аналогичной точки зрения. Так, защитник Гросса вспоминал впоследствии, что судья земельного суда Тёльке понимал войну как своего рода крещение огнем – с такой точки зрения ее критика должна была представляться действительно кощунственной[853].

Война как богохульство

С другой стороны, журналистские дебаты способствовали рассмотрению концепции и сущности богохульства в исторической ретроспективе, пониманию его относительности и, таким образом, принципиальной постановке его под сомнение. Теодор Бонер, член парламента от Демократической партии Германии и председатель Союза немецких писателей (Schutzverband Deutscher Schriftsteller), вспоминал, что простые люди обращались к святому не только с благоговением и почтением, но и «с доверительной шуткой». Это свидетельствует о живости религиозного чувства – возможно, он читал «Осень Средневековья» Йохана Хейзинги, в которой можно найти похожие мысли. В рисунке Гросса видны черты своеобразной сатиры, «какой она была у всего немецкого народа в эпоху Реформации»[854]. Протестантский теолог и педагог Вальтер Нитхак-Штан писал аналогичным образом в газете «Berliner Tageblatt» от 14 ноября 1928 года: «Разве не все великие пророки, реформаторы, короче говоря новаторы в религии, были обвинены в богохульстве, подвергнуты запрету, распяты и сожжены?»[855] В августе 1930 года газета «Berliner Tageblatt» также вспомнила швейцарского пастора Боллигера, который во время войны 1915 года – со ссылкой на долг любви! – призывал христиан к оружию. Тем самым он создал образ Иисуса у пулемета – разве это не хуже, чем Христос в противогазе?[856]

Другие голоса приводили более веские с субъективной точки зрения аргументы, чтобы прояснить проблематичный характер обвинения в богохульстве. В журналистской статье, направленной против «свежего, жизнерадостного христианства военного времени», Уолтер Диркс лаконично заявил, что богохульство присутствует там, где христианство поставлено на службу государству и нации[857].

Полный отказ от обвинения в богохульстве был наиболее впечатляюще осуществлен квакером Альбрехтом в качестве свидетеля-эксперта в суде: «Мое религиозное чувство глубоко уязвлено войной. Как оно защищено? Сама война для меня – кощунство».

Его анализ изображения почти превращается в антимилитаристскую проповедь в зале суда. В идее картины нет и следа кощунства. Напротив, она говорит как раз об обратном: грозное обвинение из уст Бога в адрес кощунственных действий человека[858]. Самая острая живописная сатира на ситуацию была опубликована в декабре 1928 года Рудольфом Шлихтером, художником и соратником Гросса. В своей карикатуре он заставил высокочтимого Бога Отца самого явиться в суд, где, согласно надписи, строгий судья сказал ему: «Если свидетель утверждает, что не чувствует себя оскорбленным, то у него заметно отсутствие религиозного чувства, а значит, его показания становятся совершенно бесполезными!»[859]