С другой стороны, правые консерваторы жаловались, что религиозные чувства могут быть оскорблены совершенно безнаказанно, а антиреспубликанские усилия строго преследуются. Ультраконсервативная газета «Kreuzzeitung» жаловалась на мнимую политкорректность: политические взгляды инакомыслящих должно принимать во внимание, если только они «прикрыты черно-красно-золотым флагом». Здесь, как и в других дебатах, параграф 166 о богохульстве связывали с Законом о защите республики, который требовал наказания не только за антиреспубликанские объединения и акты насилия, но и за прославление насилия и словесное унижение. То, что справедливо для защиты государства, – таков был явный или неявный вывод, – должно быть применимо и к религии. Возмущенная либеральная газета «Vossische Zeitung» отвергла такое сравнение между жестокой «безнравственностью политической борьбы» и высоким искусством Георга Гросса[860]
.Самый четкий комментарий к рассматриваемому вопросу создал философ и писатель Людвиг Маркузе для газеты «Weltbühne» под заголовком «Achtung, heilige Gefühle» («Осторожно, священные чувства!»)[861]
. Он не оставлял сомнений в своих симпатиях к Гроссу и его творчеству, но проблема, по его мнению, была более фундаментальной: даже самые лучшие намерения художника не в состоянии искоренить тот факт, что люди могут оказаться уязвленными в своих самых сокровенных чувствах. В связи с этим возникает вопрос: «Имеет ли гражданин вообще право обижаться? Может ли вообще существовать такая вещь, как государственная (sic!) защита каких-либо чувств? И… какие идеи и чувства должны быть защищены, а какие нет?» Конечно, желательна далеко идущая толерантность, терпимость к другим точкам зрения. Но именно те люди и группы, которые вечно бегают с плакатом «Осторожно, священные чувства!», могут при этом иметь только очень нецивилизованное отношение к священным чувствам своих соседей. Разве война не ранит чувства пацифистов, разве не ранит атеистов «в их нечестивых безбожных святых чувствах», когда против них призывают Бога? И если Церковь чувствовала себя оскорбленной Христом в противогазе, то разве Гросс также не имел права обидеться на производство отравляющего газа? «Привилегии в обидах должны наконец прекратиться!»Каждый человек ежедневно страдает от травм, вызванных действиями и даже просто существованием других людей. «Не ранить других – это, к сожалению, невозможно. Не быть раненным другими – это, к сожалению, невозможно. Но по крайней мере возможно не обижаться. Толерантность может означать только одно: дисциплинированность в реагировании на рану». Поэтому, по мнению Маркузе, неправильно позволять одним группам ограничивать самовыражение других групп, накладывая табу на свои (и только свои!) самые сокровенные чувства, «из-за тех чувств особого рода, за которыми стоит сила». «Толерантность означает: не осквернять свои священные чувства покровительственным отношением к ближнему. В конце концов, очень сомнительна святость тех чувств, которые выражаются не столько в блаженной вере, сколько в ненависти к проявлениям неверия».
Не только эти почти пророческие слова, которые читаются практически как комментарий к нынешней ситуации, показывают значение веймарского суда над богохульниками как образца. Здесь противоборствующие лагеря столкнулись так яростно, как никогда ранее: с одной стороны, религиозные консерваторы, видевшие в религии основу государственного строя и поэтому мобилизовавшие весь арсенал известных аргументов для защиты ее достоинства; с другой стороны, приверженцы республиканских взглядов, не только подчеркивавшие честные мотивы карикатуриста, но и наступательно отстаивавшие право на художественную критику общества, которая могла бы использовать в том числе сатирические средства. Дебаты показали относительность того, что может быть «богохульством». Таким образом, благочестивым христианам кощунственными казались именно узаконенные религией атаки ядовитыми газами, а не изображение Христа в противогазе.
Впервые была поставлена под сомнение современная, постпросвещенческая концепция богохульства в широком смысле и были подняты фундаментальные вопросы – например, о «священных чувствах», – которые волнуют нас сегодня больше, чем когда-либо. Оглядываясь назад, не менее удивительно, что здесь впервые (и ни в коем случае не как само собой разумеющееся!) изображение, а не текст, стало предметом спора. В этом отношении рассматриваемый случай представляется своего рода национальным предвестником конфликта вокруг карикатур на Мухаммеда три четверти века спустя – конфликта, в котором вопрос изображений снова выйдет на первый план, хотя и в совершенно ином, международном и межкультурном контексте.
До 1989 года: арьергард против духа времени?