Только после 1896 года ситуация начала несколько меняться благодаря решительному вмешательству еврейских организаций. Теперь обвинения в ритуальном убийстве могли быть истолкованы и как нападки на иудейскую религию. Если это действительно происходило, то вызывало общественный резонанс. Например, в 1903 году Католическая церковь подвергла резкой критике прокурора Баварии, который по жалобе мюнхенского раввина конфисковал открытку с репродукцией ксилографии XVII века, изображающей предполагаемое ритуальное убийство Симона Тридентского. С другой стороны, цензоры запретили филосемитские материалы об исторических гонениях на евреев, аргументируя это тем, что изображение религиозной ненависти может задеть чувства христианских зрителей.
Подобные опасения по поводу оскорбления чувств также повлияли на цензуру сценических произведений, в которых затрагивался библейский материал. В 1897 году это коснулось Германа Зудермана, одного из самых популярных драматургов того времени, который инсценировал библейскую историю Иоанна Крестителя[816]
. Паулю Хейзе, впоследствии получившему Нобелевскую премию, пришлось еще труднее с его драмой «Мария из Магдалы», которая была запрещена берлинской цензурой в 1902 году. В центре пьесы – Мария Магдалина, обожаемая Иудой Искариотом, а также римлянином Флавием, который, в свою очередь, в восторженном обожании предан Мессии. Начальник полиции Берлина обосновал свой запрет на показ спектакля тем, что он «может оскорбить религиозные чувства христианского населения, поставив распятие Христа в зависимость от решения блудной женщины»[817]. Последующий юридический спор был сосредоточен на вопросе о том, в какой степени спектакль может оскорбить чувства зрителей. Первая инстанция не только отрицала это, но и превозносила пьесу Хейзе как прославление истории страстей. После апелляции Высший административный суд постановил, что история страстей Христовых в пьесе не только обросла самовольно вымышленными поэтическими дополнениями, но и «даже была тесно связана с самыми низкими и предосудительными человеческими инстинктами». По этой причине пьеса должна была рассматриваться «как нападение на христианскую религию»[818].Дело Хейзе укрепило Федерацию Гёте, основанную в 1900 году художниками и интеллектуалами, в ее борьбе с театральной цензурой. Довольно тяжеловесная пьеса Хейзе от громкого запрета также только выиграла. Сразу же после «странного» решения издатель Котта выразил надежду, что оно будет способствовать «оживлению продаж книжного издания»[819]
. Продажи произведения действительно возросли, а театрализованные чтения распространились далеко за пределы Пруссии. Всего несколько месяцев спустя писатель Генрих Харт высмеял затупившиеся когти бессильной цензуры, которая – в отличие от святой инквизиции прежних времен – могла только жужжать, но не кусаться[820].В октябре 1894 года в Цюрихе вышла книга, ставшая центром крупнейшего литературного скандала 1890-х годов: «Das Liebeskonzil» («Собор любви») врача и писателя Оскара Паниццы[821]
. В Германии это едва опубликованное произведение было немедленно конфисковано прокурором Мюнхена после положительного отзыва о нем в социал-демократической газете. На тот момент не было продано почти ни одного экземпляра, так что прокуратура Мюнхена с трудом нашла человека, чьи религиозные чувства были оскорблены чтением Паниццы. По этой причине государственный прокурор, барон фон Сартор, направил в Лейпциг просьбу о помощи: они просили «немедленно выделить полицейского, которого можно допросить в качестве свидетеля по вышеуказанному делу». Затем полицейский по имени Мюллер сообщил из Саксонии «с самым скромным замечанием, что он обиделся на публикацию Паниццы». Мюллер подписал письмо «i. A.», т. е. «im Auftrag» – «по приказу», что, должно быть, было близко к истине[822]. Таким образом, крупнейший в империи процесс по делу о богохульстве мог идти своим чередом. В обвинительном заключении Паницце вменялось в вину то, что он более чем в 90 случаях хулил Бога, тем самым задевая религиозные чувства своих единоверцев.