Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

В XIX веке под запрет редко попадают все знаки прошлого без исключения: суд над образами производится не так строго, как при Французской революции. Разрушение «старого мира» до основания снято с повестки дня. Мало кто из граждан, даже при Коммуне, требует истребления всех королевских памятников. В Лионе гражданин Лантийон, выступивший 12 сентября 1870 года за снос статуй всех королей и императоров, «которые всю свою жизнь только и делали, что обрекали человечество на материальную и моральную нищету»[1233], не встречает поддержки, хотя власть в городе в это время принадлежит Лионской коммуне. В Париже только 19 мая 1871 года дело доходит до того, что газета «Папаша Дюшен» требует «снести к чертовой матери чертовых бездельников Генриха IV и Людовика XIV»[1234].

Иконоборческий суд производится в зависимости от ситуации, он принимает во внимание множество обстоятельств, которые придают изображению действенность и могут сделать его опасным. Дотошному обсуждению и оценке подвергается все: прототип изображения, его место в пространстве, его заказчики и собственники. То же касается и темпоральных характеристик: имеет значение, когда жил изображенный человек, когда был создан артефакт и когда происходит дискуссия по его поводу. Значимость изображения как политического «агента» зависит от отношений, связывающих всех этих «агентов». Эта конфигурация отличается от той, какую предлагает Альфред Гелл[1235], ставящий во главу угла отношения между художником, знаком-индексом, прототипом и адресатом, но не уделяющий внимания вопросам пространства. Между тем пространственные характеристики важны ничуть не меньше, чем временные. Конные статуи герцога Орлеанского, безвременно погибшего сына Луи-Филиппа, стали в 1848 году предметом коллективного обсуждения, которое в разных местах завершалось по-разному. В Париже 26 февраля 1848 года статую герцога в квадратном дворе Лувра снимают с пьедестала, а национальные гвардейцы стреляют по ней и, судя по всему, готовятся ее уничтожить[1236]. Опустевшее пространство незамедлительно отводят для будущего памятника «жертвам» революции 1848 года[1237]. В данном случае протест вызывают не столько прототип и его политическая деятельность, сколько местоположение конной статуи, воздвигнутой в самом средоточии власти, а также ее связь с низвергнутой династией. Республиканец Альфонс Эскирос, автор «Евангелия народа» (1840), так оправдывает в 1848 году снятие статуи с постамента:

Снос статуи герцога Орлеанского, которую свергнутое правительство имело наглость воздвигнуть посреди двора Лувра, стал данью справедливости и национальной сообразности. До сей поры короли и принцы крови узурпировали прекраснейшие места столицы для помещения туда своих августейших изображений. Мольеру они от щедрот своих уделили уголок на пересечении двух улиц[1238], а сами себе забирали городские сады и просторные площади. Уберем же эти статуи и поставим на их место изображения детей народа, доказавших свою преданность Республике. Тогда сбудутся слова Евангелия: «низложил сильных с престолов и вознес смиренных»[1239].