Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

Это мстительное иконоборчество, стремящееся восстановить честь оскорбленного прошлого, не утрачивает актуальности в течение всего XIX века. Причем оно не удовлетворяется простым уничтожением следов гражданской розни. Оно заменяет одно искупление другим и создает в результате бесконечную цепь взаимных обвинений. Мстительное иконоборчество питается «взрывчатой памятью», долгое время остававшейся под спудом, — памятью побежденных, которых революционная эпоха ненадолго превратила в победителей[1249].

С этих пор перечень предметов, которые недопустимо демонстрировать в публичном пространстве, становится практически безграничным. Иконоборцы могут избирать себе мишени в прошлом куда более отдаленном, чем сравнительно недавняя Французская революция. Так, автор одной петиции 1831 года требует разрушения парижских памятников Людовику XIII и Людовику XIV ради того, чтобы воздать должное их жертвам — протестантам или солдатам:

С какой стати терпеть на Королевской площади Людовика XIII, который пренебрег одним из прекраснейших свершений своего отца, развязав войну против протестантов? А в Ратуше и на площади Побед — Людовика XIV, который получал приказы от Кромвеля, отменил Нантский эдикт и за пятнадцать лет обрек на смерть 80 000 французских солдат?[1250]

Вероятно, по тем же мотивам либералы города Кан, должно быть протестантского вероисповедания, еще во время Июльской революции приговорили к сносу статую Людовика XIV. В ночь на 30 июля 1830 года они измазали черной краской ее постамент и оставили на нем надпись «Государство — это я. Отмена Нантского эдикта, драгонады», а затем набросили изваянию на шею веревку — знак заочной казни[1251]. Легальный государственный переворот, совершенный Карлом Х, разбудил воспоминания о тиранических поступках Людовика XIV, и его статуя начала оскорблять взор гражданина.

В 1848 году другой гражданин, житель Кале, потребовал снести колонну, установленную в честь высадки Людовика XVIII в 1814 году на французском берегу, поскольку она оскорбляет память тех, кто пал жертвой властей Реставрации, в особенности маршала Нея.

Гражданин мэр, — пишет этот неравнодушный человек мэру Кале, — позвольте мне привлечь ваше внимание к факту, который, как мне кажется, ранит, оскорбляет национальное чувство. Колонна в порту была воздвигнута, и Вам это прекрасно известно, под влиянием самого подлого подобострастия, дабы увековечить память о высадке короля Людовика XVIII, запятнавшего себя кровавыми деяниями. <…> В тот момент, когда Временное правительство объявляет, что намерено воздвигнуть памятник прославленному маршалу Нею, как можем мы по-прежнему терпеть в нашем городе такие вещи, которые напоминают о высадке его убийцы? Это было бы в высшей степени позорно[1252].

Сходная логика движет и иконоборцами-коммунарами, когда они 16 мая 1871 года сносят Вандомскую колонну. Разрушая колонну, они метят не только в изображение Наполеона и его ненавистного племянника, но также, поскольку колонна воздвигнута в честь Великой армии, в «милитаризм», прошлые и настоящие жертвы которого взывают к отмщению. Достойны внимания аргументы, которые приводятся в декрете о сносе, принятом 12 апреля 1872 года:

Ввиду того, что имперская колонна на Вандомской площади есть памятник варварству, символ грубой силы и ложной славы, утверждение милитаризма, отрицание интернационального права, постоянное оскорбление побежденных победителями, беспрестанное покушение на один из трех великих принципов Французской республики — Братство,

Постановляем:

Статья единственная: Вандомская колонна будет снесена.