Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

Первая иконоборческая акция проходит 30 и 31 марта; это внезапная демонстрация суверенитета на уровне квартала. 30 марта без всякого приказа от генерального совета Коммуны церковь Святой Женевьевы вновь превращают в место гражданского поклонения великим людям. О секуляризации памятника оповещает эффектный жест, явившийся, по всей вероятности, плодом местной инициативы: двое рабочих спиливают перекладину креста на куполе, повторяя действие, уже совершенное в феврале 1831 года. «Официальная газета» Коммуны предусмотрительно воздерживается от извещения об этом иконоборческом жесте, вызвавшем ропот и скопления недовольных[1498]. На следующий день красное знамя, торжественно принесенное целой процессией, укрепляют на вершине купола вместо креста[1499]. Журд, член Коммуны, избранный в пятом округе (и заодно франкмасон), объявляет, что церковь опять стала Пантеоном — усыпальницей великих людей. Батальоны федератов маршируют вокруг обновленной площади и под музыку отдают честь красному знамени новых времен. Одна святыня заменяет другую, оскорбляя взор немалой части современников, о чем сохранились свидетельства очевидцев. Жан Аллеман, типографский рабочий, атеист и вольнодумец, организатор церемонии, которую сам он называет «рационалистической», уверяет, что навлек на себя стойкую неприязнь «клерикалов»[1500]. Между тем гражданский культ великих людей больше «не работает», особенно после жесткой критики, которой его подверг Прудон, который вообще мечтал превратить Пантеон в склад фуража, а девиз его переделать и вместо «Великим людям — благодарное отечество» написать «Отечеству — благодарные великие люди»[1501].

Несколькими днями позже происходит новая иконоборческая церемония; на сей раз местом действия становится одиннадцатый округ, «ярко-красный» квартал, средоточие самых активных сторонников Коммуны. Точно так же как и предыдущая, новая церемония происходит не по приказу центральной власти и не имеет заранее намеченного плана. 6 апреля на площади Вольтера, у подножия статуи «апостола человечества, предшественника Французской революции»[1502] сгорают в огне две гильотины. Некоторые историки приписывают инициативу этой иконоборческой акции, призванной, по их мнению, «разрушить тождество революции и эшафота»[1503], женщинам. На самом деле инициаторами выступали федераты округа, вынесшие две гильотины из подсобного помещения тюрьмы Рокет. «Подкомитет» одиннадцатого округа, местный орган власти суверенного народа, решает устроить их публичное сожжение и оповещает об этом в многочисленных афишах. Иконоборческий ритуал, устроенный на скорую руку, безусловно наделяется значениями, каких не имел раньше. Его организаторы стремятся не столько отметить начало нового юридического порядка, исключающего смертную казнь, сколько продемонстрировать истинный источник Террора; это «свергнутое правительство» и, шире, «монархическая власть»[1504]. Язык иконоборцев в данном случае расходится с языком реального законодательства. Принятый накануне этой церемонии (5 апреля 1871 года) декрет о заложниках предписывал казнить граждан, уличенных в сотрудничестве с версальским правительством. Противники Коммуны ясно осознавали это гибельное расхождение между знаками и реальностью, о чем свидетельствуют речи студента-медика, записанные осведомителем «бывшей префектуры полиции» 27 апреля: «Коммуна сжигает гильотину, но не отменяет смертную казнь. Нож в ход не идет, зато расстрелы идут полным ходом, а национальные гвардейцы исполняют работу господина Парижского»[1505].

Иконоборческие акты, исходящие от Коммуны как институции, неотделимы от темпоральности гражданской войны — реактивной, карательной, синкопированной. В апреле, а в особенности в мае 1871 года иконоборчество коммунаров служит ответом на усиление насилия со стороны версальцев, воспринимаемого как преступление против человечества. Иконоборческие акции должны произвести впечатление на противника и при этом дать разрядку ненависти, рождаемой неотвязным присутствием смерти. И в этом их логика существенно отличается от той, какой руководствовались иконоборцы времен первой Революции, чьи акции совпадали с последовательными этапами социального обновления: очищением общества от феодализма, очищением государства от королевской власти, очищением публичного пространства от христианской религии.