Чтобы понять все эти жесты в их целостности, следует вписать их в три темпоральных контекста: гражданской войны, которая в очередной раз начала определять характер всего происходящего, «религиозной оссманизации»[1570]
, которая сформировала в 1860‐е годы облик «Большого Парижа», и, наконец, памяти об антирелигиозном насилии 1793–1794 и 1830–1831 годов, по-прежнему живой в столице. Следствием первого контекста становится всеобщая тревожность, рост подозрительности и уверенность в том, что духовенство вот-вот совершит предательство и перейдет на сторону версальцев. Большая часть церквей (примерно две трети), а также монастырей и иезуитских коллежей для светских учеников подвергается более или менее «спонтанным» обыскам с целью отыскать доказательства измены, оружие в тайниках и т. д. Первый обыск проходит 11 апреля в церкви Святого Евстахия, затем приходит очередь церквей Святого Лаврентия (14 апреля), Святого Роха (15 апреля), Птичьего монастыря (16 апреля), собора Парижской Богоматери (27 апреля) и других. Некоторые обыски обставлены очень тщательно: в церковь Святого Лаврентия вместе с федератами являются следователь и два полицейских комиссара. Обыскивающие врываются в святилища, задерживают некоторых прелатов, внимательно осматривают церковные подвалы. Лишение мест, традиционно закрытых для посторонних, в частности монастырей, их традиционной недоступности изменяет статус наблюдателей: революционный народ перестает быть объектом надзора и сам становится надзирающей инстанцией. Так, в иезуитском коллеже пятого округа на улице Ломона обыскивающие находят «тайную» наблюдательную башню: «Ее никто не видит, на нее никто не обращает внимания, а с этой башни видно все кругом!»[1571] Хуже того, осмотрев маленькую часовню в глубине сада в монастыре Пикпюс, коммунары обнаруживают «орудия пытки», напоминающие о «подвалах инквизиции»: крючья, железные ошейники, вилы, железные корсеты, и это порождает множество слухов. В церкви Святого Лаврентия неподалеку от Восточного вокзала из крипты под алтарем извлекают четырнадцать женских трупов, причем, судя по всему, захороненных там недавно, десяток лет назад. «Женщины умерли совсем молодыми, — сообщает газета коммунаров, — в подземелье найден гребень и белокурые волосы. Все скелеты лежат в одной и той же позе: руки сложены на животе; по всей вероятности, они были связаны. Ноги сжаты, как будто под влиянием конвульсий, черепа откинуты назад из‐за мощного напряжения шейных мускулов, рты открыты и искажены последним содроганием»[1572].