– Да, но у тебя нет выхода. Как тебе оттуда выбраться? Тебе нужен сообщник.
Снаружи послышался звук шагов, и я испугалась, что кто-то может войти. Шум утих. С плеч упало напряжение. Было время ужина – обычно в эти периоды туалеты пустовали дольше всего.
– Ли? – позвал Аксель после долгой паузы.
– Извини, – сказала я. – Что ты говорил?
– Я приеду на автобусе. Завтра.
– Что? Все шутки шутишь.
– Я не шучу, если ты не шутишь. Скажи мне, что ты искренне, по-настоящему хочешь остаться в этом лагере, и я не приеду.
Я заставила себя поразмыслить об этом. Попыталась представить, как съедаю еще один бока-бургер [24]
– вкус у них был такой, будто их много лет хранили в морозилке. Как снова сижу у костра, где все подпевают чьей-нибудь фальшивой игре на гитаре. Как наблюдаю за неловкими школьниками и их мучительными попытками флиртовать друг с другом.Еще четыре недели этого кошмара без Акселя, без Каро. Еще четыре недели без разговоров с мамой.
Я пыталась звонить домой. Трубку всегда брал папа. Когда я просила позвать маму к телефону, он отвечал: «Ли, сейчас неподходящее время».
Что, черт возьми, он имел в виду?
Следующим вечером приехал Аксель, и мы сбежали.
Отель, который нашел Аксель, был
– Я попытаюсь найти какой-нибудь другой документ…
– Все нормально, – сказал регистратор с нотками невыносимой скуки в голосе.
Кровать занимала бóльшую часть комнаты – в ней едва оставалось пространство для перемещений. Полотенца были жесткими и резко пахли отбеливателем. Одна из ламп не включалась. Ножки стула были обернуты скотчем. А ванная… казалось, последний раз там убирались лет сто назад.
Интересный будет опыт.
И вдруг меня озарило: во сколько ему обошлась вся эта операция по спасению? Билеты на автобус? Машина? Ночь в отеле? Явно недешево. На работе с
– Аксель, я обязательно верну тебе деньги.
Он замер, не успев открыть молнию на рюкзаке.
– Что? Не надо, все в порядке.
– Серьезно, я не могу позволить тебе за все платить.
– Ли, я сам хотел приехать. Если бы не хотел, то и не предлагал бы. – Он вытряхнул содержимое рюкзака. – Мои запасы!
Рассевшись на кровати по-турецки, мы принялись пировать: горсти сухих хлопьев и чипсы с уксусом.
– Прости, нормальной еды нет, – сказал Аксель.
– Шутишь? – пробормотала я с набитым ртом. – Это лучшее, что я ела за последние две недели.
На десерт у нас был фруктовый салат в баночках. За неимением ложек мы просто вытаскивали кусочки руками, а потом отпивали сок. Это был настоящий вкус свободы.
Он рассказал мне о конфете из леденцового сахара, которую делала Энджи, и о том, как он тайком добавлял туда каплю зеленого пищевого красителя, чтобы сбить ее с толку. Как его двоюродный брат Хорхе, пытаясь облегчить боль в желудке после огромной порции макарон с сыром, намазал себе на живот полбанки мази «Викс Вапораб». Как Тина стала ходить в женский клуб, где набралась новых выражений, типа «ой-ой-ой» и «о-ля-ля» – именно это она произнесла, когда Аксель рассказал ей о моей высылке в лагерь.
Мы смеялись и шутили, и казалось, все приходит в норму, но я не могла избавиться от неприятного беспокойного покалывания. Внутренний голос непрестанно вопрошал:
– Хочешь переодеться первой? – спросил Аксель, кивая в сторону ванной.
Я представила грязь в ванной комнате и съежилась от отвращения.
– Не хочу находиться там и секундой дольше необходимого, думаю, даже в душ не пойду. – Мельком взглянув на ванну, я обнаружила, что она вся покрыта мерзкими коричневыми пятнами. В жизни туда не залезу.
– Я тоже, – проговорил он с похожим выражением лица.
– Может, тогда тут переоденемся? Спиной друг к другу или типа того.
– Давай, – кивнул Аксель. – Не вопрос.
Как только он согласился, меня охватил страх, что он попробует подглядеть за мной.