Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

С точки зрения теории моды, мода постмодерна, со всем ее игривым нигилизмом и компиляцией стилей, по-прежнему не может обойтись без намека на реальность сигнификации. Иллюстрацией к этому утверждению могут служить два парадигматических направления постмодернистской моды: фальшивые драгоценности и винтажная одежда. Сегодня осознанное и намеренное использование недрагоценных металлов и искусственных камней для изготовления ювелирных изделий не подразумевает никаких уничижающих коннотаций, обусловленных низким статусом таких материалов; скорее наоборот. На сегодняшний день одной из отличительных черт моды класса люкс является когда-то немыслимое смешение драгоценных и самых простых материалов. Дизайнерские украшения, даже изготовленные из дешевого или переработанного сырья, не менее престижны и дороги, чем настоящие ювелирные изделия.

Другая характерная черта постмодернистской моды – имитация и интеграция эклектичной мешанины стилей (в том числе прочно ассоциирующихся с определенными временными периодами) в новый дискурс винтажной моды. Она сделалась главенствующим трендом, отчасти в силу того, что привносит в структуру моды некий пласт экологической надежности, а отчасти потому, что несет в себе отголосок тоски по непретенциозности и оставшейся в прошлом эпохе подлинного мастерства. Несмотря на ее кажущуюся оторванность от корней, такую ностальгическую моду не стоит воспринимать слишком буквально. Ведь она может служить свидетельством того, что мода не перестает быть выразителем значений даже тогда, когда выходит из коалиции рыночных сил. По мнению Фредрика Джеймисона, имитация отживших стилей придает историческую глубину миру поверхностных означающих и выглядит как «отчаянная попытка присвоить отсутствующее прошлое» (Jameson 1984: 19). Жан Бодрийяр (Baudrillard 1981) считал, что ценность «древних предметов» обусловлена тем, что мы относимся к ним скорее как к произведениям, поскольку в них «стираются стигматы промышленного производства»155. Анджела Макробби (McRobbie 1989) утверждает, что мода на секонд-хенд привлекает тех, у кого хватает смелости пойти на риск и позволить себе выглядеть бедно, но это стилизация, которая служит для того, чтобы подчеркнуть дистанцию, отделяющую этих людей и от общепринятых условностей гардероба, и от настоящей бедности. И несмотря на то что сегодня винтажная мода, как особый тренд, шествует под знаменем экологической ответственности, нетрудно заметить, что ассоциирующееся с ней нарочитое отрицание стилистических ценностей репрезентации в действительности является проявлением тоски по этим ценностям.

Мода и конец сигнификации

Представление Бодрийяра о моде как о явлении, ставящем крест на сигнификации, имеет свои ограничения, на которых я бы хотела сосредоточить внимание в заключительной части главы. Основным предметом обсуждения станет глава «Мода, или Феерия кода» из книги «Символический обмен и смерть» (Baudrillard 1993). Бодрийяр лихо закручивает в один узел два противоречащих друг другу взгляда на моду: мода модерна таит в себе миф о переменах, который воспроизводит властные отношения промышленного капитализма; мода постмодерна знаменует начало конца взаимоотношений между знаками и значениями. Как уже было сказано, постмодернистская мода существует «за пределами смысла»: «Мода – это стадия чистой спекуляции в области знаков, где нет никакого императива когерентности или референтности»156 (Ibid.: 125).

Проблема не только в том, что в этих двух определениях описаны две стадии развития, две эпохи; не менее важно и то, что они различны по своей структуре. Бодрийяр рассматривает моду модерна как означающее более глобального социального процесса, характерного для эпохи промышленного капитализма. Он заявляет: «Современная эпоха – это особый код, и эмблемой его служит мода»157 (Ibid.: 122). Однако его оценка моды постмодерна ведет в ту же ловушку автореференциальности, в которую якобы загнала себя постмодернистская мода. Бодрийяр упускает из виду или отказывается признать, что происходящее внутри моды далеко не всегда влияет на ее функцию означения и роль эмблемы социального процесса. Кроме того, Бодрийяр уравнивает фрагментацию и исчезновение кода. Как подметила Диана Крейн (Crane 2000), переход от производственно ориентированного классового общества к потребительски ориентированному обществу, в котором классовую иерархию сменила иерархия стилей жизни, породил такое многообразие кодов, что его правильнее было бы сравнить не с целостным языком, а с набором диалектов. Также Крейн указывает на то, что фрагментированность, характерная для сегодняшнего общества, это не хаос: «огромное разнообразие и несогласованность стилей и кодов не свидетельство того, что они бессмысленны или сомнительны по своей природе, – они понятны тем, кого связывает общность идентичности, и туманны для посторонних» (Ibid.: 244).