Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

В-третьих, Бодрийяр сам обращает внимание на то, что даже сопротивление моде (отказ быть модным) предопределено логикой моды, но при этом как будто не замечает того, что вся мода в целом встроена в более широкую и всеобъемлющую систему означения. Иными словами, вовлеченность в беспечный карнавал моды с его бесконечным круговоротом изменчивых знаков уже сама по себе подразумевает участие в сигнификации. Парадоксальным образом акт, ставящий крест на сигнификации, сам имеет силу означающего. Это маркер статуса богатых и знаменитых, достаточно могущественных или выдающихся для того, чтобы выставлять напоказ свою приверженность условностям; а также тех, кто достаточно одарен креативными способностями и уверен в себе для того, чтобы изобретать что-то новое, или тех, чья маргинальность достигла такого уровня, что позволяет не заботиться ни о каких условностях. С этой точки зрения даже глобализированная постмодернистская мода подчиняется метанарративу значений. В своей книге «Глобализация. Последствия для человека и общества» Зигмунт Бауман (Bauman 1998) утверждает, что глобализация рынков и информации приводит к перераспределению привилегий (в результате которого кто-то их приобретает, а кто-то лишается того, что имел) и к рестратификации обществ во всем мире. Отличительной чертой новой элиты является экстерриториальность: пространство и время будто сжимаются в угоду сильным мира сего. В новом социальном ландшафте мобильность сделалась самым престижным фактором стратификации. Сегодня свобода передвижения – это товар, который постоянно находится в дефиците и распределяется между потенциальными потребителями очень неравномерно. По мнению Баумана, слова «быть в движении» имеют абсолютно разное значение для того, кто стоит на вершине, и для того, кто находится в самом низу иерархической пирамиды. Для верхов они связаны со свободой от диктата пространства, власти расстояний и привязки к определенному месту. Для низов это выражение пронизано чувством неуверенности, тревоги и экзистенциального страха. Критерий мобильности у Баумана по сути схож с суждениями о моде, которые ранее высказывал Бодрийяр. Я имею в виду книгу «К критике политической экономии знака» (Baudrillard 1981), где он формулирует теорию, согласно которой потребление (в том числе потребление моды) обусловлено не надобностью той или иной вещи как таковой, но стремлением человека присвоить себе ее знаковую ценность. Бодрийяр пишет: «предметы играют роль показателей социального статуса, а поскольку этот статус приобрел возможность изменяться, предметы будут всегда свидетельствовать не только о достигнутом положении (как они всегда делали), но, вписываясь в различительный круг моды, и о возможностях изменения этого социального статуса»158 (Ibid.: 50).

И наконец, обратимся к выстроенной Бодрийяром парадигме соблазна. Она наводит на мысль, что даже то, в чем философ привычно усматривает «утрату значения», все еще принадлежит сфере значений. Так, Бодрийяр заостряет внимание на том, что одежда функционирует как инструмент памяти и служит своего рода оберегом. Действуя, как фетиш в теории Фрейда, соблазн, порождаемый отсутствием значения у всего искусственного, становится «единственно возможной формой бессмертия», поскольку способен даже саму смерть превратить в «блестящую поверхностную видимость» (Baudrillard 1990: 97). Бодрийяр пишет: «Здесь и отчаяние от того, что ничто не вечно, и уравновешивающее его наслаждение от осознания, что за порогом смерти всякая форма сохраняет шанс на второе пришествие» (Baudrillard 1993: 119). Таким образом, вопреки возможным ожиданиям Бодрийяр интерпретирует смерть отнюдь не как конец значения. А постмодернистская мода отражает по крайней мере один смысловой уровень – идею преодоления смерти. Позднее, в книге «Прозрачность зла» Бодрийяр сравнил моду с эпидемией, которая мгновенно вспыхивает и угасает, движимая внесмысловыми механизмами (Ibid.: 70). Можно утверждать, что на микроуровне траектория моды отклонилась от области бесспорных значений и вошла в область неоднозначных (или отсутствующих) значений. Однако на макроуровне присущая моде способность поддерживать мобильность уже сама по себе придает ей осмысленность – в баумановском смысле, который также можно уловить в ранних работах самого Бодрийяра. Сами по себе вещи могут ничего не значить, и стремительная смена трендов быстрой моды сама по себе может не быть означающим актом. И тем не менее способность оставаться на одной волне с быстро меняющимся миром стала статусной чертой – показателем того, что человек живет на полную катушку.