Основания девятнадцатого столетия

Амвросий, например, говорит, что Моисей был воспитан во всей светской мудрости и доказал, что «наука есть вредная глу­пость, от которой следует отвернуться, пока не сможешь найти Бога». «Заниматься астрономией и геометрией, следить за дви­жением Солнца и звезд и составлять карты стран и морей зна­чит пренебречь спасением души ради праздных вещей».³⁰⁹ Ав­густин позволяет следить за движением Луны, «потому что иначе невозможно правильно определить время Пасхи». В ос­тальном он считает занятие астрономией потерей времени, по­скольку она отвлекает внимание от нужных вещей на ненуж­ные! Он объявляет также все искусство «принадлежащим к классу излишних человеческих учреждений».³¹⁰ Эта еще неподдельная иудейская позиция древних Учителей Церкви оз­начает enfance de l'art, этого было достаточно, чтобы держать варваров как можно дольше в глупости. Но германцы были варварами только внешне: когда они пришли в себя, их куль­турные склонности развились сами собой, и тогда понадоби­лось ковать другое оружие. Родившийся на далеком юге, перешедший на сторону врага германец немецкого происхождения Фома Аквинский стал самым знаменитым кузнецом этого ору­жия. По поручению Церкви он старался погасить жажду зна­ний своих братьев по племени, предлагая им законченное бо­жественное всезнание. Его современник Роже Бэкон мог шу­тить о «мальчике, который учит всех, сам никогда ничему не учившись», потому что Бэкон наглядно показал, что нам не­доставало основ для простейших знаний и показал, каким об­разом можно это положение исправить. Но что нам до благора­зумия и истины? Фома, утверждавший, что священного учения Церкви совместно с почти столь же священным Аристотелем достаточно, чтобы дать бесспорный ответ на любой вопрос (см. с. 683 (оригинала.— Примеч. пер.)), а всякое прочее иссле­дование излишне и достойно проклятия, был объявлен святым, Бэкон же был брошен в застенок. Всезнанию Фомы действи­тельно удалось на три века полностью приостановить начав­шееся дело математических, физических, астрономических и филологических исследований!³¹¹

Итак, понятно, почему дело открытий началось так поздно. Одновременно мы начинаем понимать общий закон, примени­мый к знанию: не незнание, но всезнайство является смертель­ной атмосферой для любого увеличения материала знаний. Мудрость и невежество суть только обозначения для понятий, которые нельзя определить, поскольку они относительны, аб­солютная разница находится в другом — она между челове­ком, который осознаёт свое незнание, и тем, кто находится в иллюзии владения всем знанием либо считает себя выше вся­кого знания. Можно было бы пойти еще дальше и утверждать, что любая наука, даже истинная, скрывает опасность для от­крытия, несколько парализуя непредвзятость человека, наблю­дающего природу. Здесь, как и где–нибудь в другом месте (см. с. 686 (оригинала. — Примеч. пер.)), решающее значение имеет не столько количество и род знаний, сколько направление ума.³¹² В признании этого соотношения заключается все значе­ние Сократа, которого власть имущие того времени преследо­вали по той же причине, что и Скота Эригену и Роже Бэкона власть имущие своего времени. Поэтому мне не приходит в го­лову как-то особенно упрекать римскую церковь за ее поведе­ние. Правда, внимание всегда в первую очередь направлено на нее уже из–за решающей власти, которую она имела несколько веков назад, а также из–за великолепной последовательности, с которой она придерживалась постоянно до сегодняшнего дня единственно логической точки зрения нашей произошедшей из иудаизма системы веры. Но и вне их единства мы находим тот же дух, как неопровержимое следствие любой историче­ской, материалистической религии. Мартин Лютер, например, сделал такое заявление: «Греческая мудрость, если ее сравнить с мудростью иудеев, совершенно звериная, потому что вне Бога не может быть мудрости, только некоторый разум и ост­роумие». Итак, вечно прекрасные достижения эллинов «звери­ные» в сравнении с абсолютным невежеством и культурной грубостью народа, который никогда ничего не создал ни в од­ной области человеческого знания или творчества! Напротив, Роже Бэкон в первой части своего «Opus majus» доказывает, что причина человеческого незнания — «гордость мнимого знания». Этим он попал в самую сердцевину.³¹³ Адвокат Кребс, более известный как кардинал Кузанский (Cusanus) и знамени­тый своими разоблачениями обмана папских декреталий, дву­мя веками позже защищал тот же тезис в своем известном произведении «De docta ignorantia», в первой книге которого он развивает «науку незнания» как первый шаг ко всему даль­нейшему знанию.