Основания девятнадцатого столетия

Как только это мнение проникло так глубоко, что даже кар­диналы могли его высказывать без того, чтобы впасть в неми­лость, победа знания была верной. Однако, чтобы понять исто­рию наших открытий и наших наук, нам нельзя упускать из виду определенный здесь основной принцип. Тем временем произошло смещение соотношения власти, но не основных принципов. Наше знание мы не только должны шаг за шагом отвоевывать у природы, но и вырвать у препятствий, которые расставляют силы ничего не знающего всезнайства. Когда в 1874 году Тиндалл (Tyndall) в своей знаменитой речи перед Британской ассоциацией (British Association) в Белфасте по­требовал обязательной свободы исследований, в англиканской церкви, а также во всех церквах диссидентов поднялась буря негодования. У нас не может существовать истинной гармонии между наукой и Церковью, как это было в Индии, это невоз­можная вещь между системой вероисповедания, заимствованной у иудейства, летописной и абсолютистской, и вопрошаю­щими, исследующими инстинктами германской личности. Это можно не признавать, это можно по причине определенной за­интересованности отрицать, это можно стараться скрыть ради далеко идущих планов, но это остается правдой, и эта правда образует одну из причин глубокого разлада нашего времени. Поэтому до сих пор так до смешного мало из нашего большого труда открытий проникло в живое сознание народов. Они ви­дят, очевидно, некоторые результаты исследований, те, что приводили к промышленным новшествам. Но, по-видимому, совершенно все равно, пользуемся мы для освещения сальны­ми свечами или электрическими лампочками: решающее зна­чение имеет не то, как видят, но кто видит. Только лишь когда мы изменим методы воспитания так, что развитие отдельного человека с самого начала будет подобно открытию и не будет состоять из простой передачи готовой мудрости, лишь тогда в этой основополагающей области знаний мы действительно стряхнем чужое иго и пойдем навстречу полному развертыва­нию наших лучших сил.

Взгляд из возможного будущего на наше еще бедное настоя­щее позволяет взглянуть еще дальше назад и почувствовать, с какими трудностями встречался самый тяжелый из всех трудов, открытие, на каждом шагу. Без жажды золота и без неподражае­мой наивности германцев это никогда бы не удалось. Они суме­ли даже воспользоваться детской космогонией Моисея.³¹⁴ Например, мы видим, как теологи университета Саламанки, вооружившись цитатами из Библии и Отцов Церкви, доказыва­ют, что мысль о западном пути через Атлантический океан есть вздор и кощунство и как таким образом они добиваются того, что правительство отвергает Колумба.³¹⁵ Но сам Колумб, очень набожный человек, не был сбит с толку, потому что и он в своих расчетах полагался больше не на карту Тосканелли и на мнение Сенеки, Плиния и т. д., но на Священное Писание, а именно на Апокалипсис Книги Ездры, где говорится, что вода покрывает только седьмую часть Земли.³¹⁶ Воистину, настоящая герман­ская черта — обратить на пользу иудейский Апокалипсис! Если бы люди в то время подозревали, что вода покрывает не седь­мую часть земной поверхности — как учил непогрешимый ис­точник знаний — а почти три четверти, они никогда бы не решились отправиться в плавание по океану. И для дальнейшей истории географических открытий подобная благочестивая пу­таница пошла на пользу. Так, например, дар всех земель запад­нее Азорских островов (с. 675 (оригинала. — Примеч. пер.)) Испании папой как неограниченным господином мира практи­чески вынудил португальцев к поиску восточного пути в Ин­дию вокруг мыса Доброй Надежды. В результате этого испанцы остались в убытке, потому что папа подарил португальцам весь восточный мир, и они наткнулись на Мадагаскар и Индию с их невероятными сокровищами золота, драгоценных камней, пря­ностей и т. д., а Америка пока что предлагала мало. Поэтому не было покоя испанцам до тех пор, пока Магеллан не совершил великое дело и не достиг Индии западным путем.³¹⁷

Единство дела открытия